“Мир после капитала” Альберта Венгера (часть 5/7)

Этот перевод мы делаем сообществом энтузиастов совершенно бесплатно. Автор знает о нашей инициативе. Перевод распространяется по лицензии Creative Commons BY-NC-SA 4.0 как и оригинал книги. Так как Альберт продолжает обновлять и дополнять книгу, рядом с каждой частью мы даём ссылку на исходную главу, имя автора перевода и дату, чтобы точно знать, чей перевод и какой версии мы читаем.

Список всех опубликованных частей находится во вступительной части: Введение и цифровые технологии.

Далее перевод книги.

Часть четвертая: расширение свободы

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Моей первой главной целью при написании этой книги было установить, что мы в настоящее время переживаем период нелинейности, а моя вторая цель — предложить, как мы могли бы перейти в Век знаний. Наша задача — преодолеть ограничения капитализма и уйти от общества, которое сосредоточено на цикле работы, к обществу, которое охватывает цикл знаний. В этом разделе The World After Capital будут предложены нормативные изменения, которые расширят свободу человека и откроют перспективу цикла цифровых знаний. Для этого есть три компонента:

1. Экономическая свобода. Мы должны обеспечить удовлетворение потребностей всех без принуждения их к работе. Как только у нас появится экономическая свобода, мы сможем перейти на автоматизацию и позволить каждому участвовать и извлекать выгоду из цикла цифровых знаний.

2. Информационная свобода. Мы должны устранить барьеры из цикла цифровых знаний, которые ограничивают обучение на основе существующих знаний, чтобы ускорить создание и обмен новыми знаниями. В то же время мы должны встраивать системы в цикл цифровых знаний, которые поддерживают критическое исследование.

3. Психологическая свобода. Мы должны освободиться от мышления о дефиците и связанных с ним страхов, которые мешают нашему участию в цикле цифровых знаний. Большая часть предполагаемой опасности возникает из-за отсутствия психологической свободы.

С увеличением индивидуальных свобод появится возможность мирного перехода от индустриального века к веку знаний, который не будет диктоваться сверху вниз, а являться результатом индивидуального выбора. Нет никакой гарантии, что этих изменений будет достаточно, чтобы избежать катастрофического перехода, но я убежден, что без них мы движемся именно к этому, подвергая человечество риску на уровне биологического вида. Позже в книге я расскажу о ценностях и системах, которые необходимы для успешных коллективных действий в мире повышенной индивидуальной свободы.

Экономическая свобода

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Если бы вы уволились с работы прямо сейчас, смогли бы вы позаботиться о своих потребностях? А если вы на пенсии, что будет, если вы вдруг перестанете получать пенсию? Если вас поддерживают супруги или партнеры, сможете ли вы позволить себе еду, жилье и одежду без них? Если вы больше не можете удовлетворять свои потребности в любой из этих ситуаций, вы экономически несвободны. Ваши решения о том, сколько вашего труда продавать и кому продавать, оставаться ли с партнером и где жить, не являются свободными решениями.

Многие люди в США несвободны в этом смысле. В недавнем опросе респондентов спрашивали, достаточно ли у них денег для оплаты чрезвычайной ситуации в размере 1000 долларов, и более двух третей ответили, что нет [The AP-NORC Center for Public Affairs Research, 2016: Views of the National Economy are Clouded by Personal Finance and Employment Concerns]. Другие исследования показали, что около 75% американцев старше сорока лет не имеют сбережений для выхода на пенсию, а 31% всех взрослых, не вышедших на пенсию, вообще не имеют сбережений [GoBankingRates, 2016: 1 In 3 Americans Have $0 Saved For Retirement] [Board of Governors of the Federal Reserve System, 2016: Report on the Economic Well-Being of U.S. Households in 2015].

Если вы экономически несвободны, вы не можете свободно участвовать в цикле знаний, поэтому экономическая свобода является краеугольным камнем Века знаний. Мы должны сделать людей экономически свободными, чтобы у них было время усвоить новые знания, от практических навыков до новейшей теоретической физики. Нам нужно, чтобы они создавали новые знания, используя то, что они узнали. И, наконец, они нужны нам, чтобы поделиться этими знаниями с другими.

Нам предстоит преодолеть огромные проблемы, включая текущую пандемию COVID-19 и, прежде всего, климатический кризис, и участие в цикле знаний никогда не было так важно. Чтобы сделать это, мы должны быть в состоянии принять автоматизацию, а не чувствовать угрозу от нее.

Универсальный базовый доход

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Экономическая свобода — это реальность для богатых, для штатных профессоров и пенсионеров с пенсиями и сбережениями, но как мы можем сделать это реальностью для всех? Ответ заключается в том, чтобы обеспечить каждому гарантированный доход для удовлетворения своих потребностей, включая жилье, одежду и питание. Этот доход не будет зависеть от того, состоит ли человек в браке или холост, работает или безработный, богат или беден — он будет безусловным (также называемым «универсальным»).

На первый взгляд идея «безусловного основного дохода» (БОД, прим.пер.: статья на Вики) может показаться возмутительной. Платят просто за существование — разве это не сродни социализму? Откуда эти деньги? И разве люди не впадут в лень и наркоманию? Мы рассмотрим каждое из этих возражений против БОД по очереди, но давайте сначала рассмотрим аргументы в пользу БОД как способа достижения экономической свободы.

Опасения по поводу экономической свободы отнюдь не новы. Когда американская республика только зарождалась, экономическая свобода была доступна каждому. Доступной земли было много, и любая семья могла гипотетически сводить концы с концами за счет мелкого фермерства (также известного как натуральное хозяйство). Томас Джефферсон рассматривал формализацию идеи земельных грантов как способ обеспечения свободного населения. Важно отметить, что эта земля отбиралась у коренных американцев, которые теряли свободу (что было исключено из расчетов). Даже тогда наблюдатели, такие как философ и политический деятель Томас Пейн, понимали, что в какой-то момент земля закончится. Они предчувствовали времена, когда гражданам придется торговать рабочей силой, чтобы обеспечивать свои потребности [Paine, Thomas, 1797: Agrarian Justice] прежде, чем пришли к выводу, что вместо земли можно было бы дать каждому деньги на жизнь. Таким образом, идея увеличения свободы за счет прямых выплат восходит к самым первым дням существования американской нации.

Если вы не находите этот аргумент в пользу БОД убедительным, рассмотрим случай с воздухом. Мы все можем позволить себе дышать воздухом, потому что он бесплатен и распространяется по всему миру (чтобы поддерживать его в чистоте, требуется регулирование — в период индустриализации было много проблем с загрязнением воздуха, и, по оценкам, более миллиона человек все еще умирают в Китае каждый год от загрязнения воздуха [Rohde, Robert A. and Muller, Richard A., 2015: Air Pollution in China: Mapping of Concentrations and Sources]). Наша свобода не ограничивается необходимостью находить воздух, и сила БОД будет заключаться в том, чтобы сделать нас одинаково свободными, когда дело доходит до решений для наших других потребностей, делая еду, жилье и одежду доступными для всех.

Как я утверждал ранее, наши технологии достаточно развиты, чтобы удовлетворить потребности каждого. Сельское хозяйство может произвести достаточно еды для всех. Мы легко можем сшить достаточно одежды и обеспечить всех жильем. Это стало возможным благодаря знаниям и капиталу, созданным человечеством. И наш технологический прогресс ускоряется, в то время как рост мирового населения замедляется, поэтому будет становиться легче — то есть до тех пор, пока мы генерируем достаточно новых знаний для преодоления проблем, с которыми мы сталкиваемся, начиная с климатического кризиса.

Вопрос не в том, способны ли мы удовлетворить потребности каждого, а в том, справедливо ли наши экономика и общество распределяют ресурсы, и именно здесь на помощь приходит БОД. Он позволяет рынкам функционировать, не заставляя людей работать. Позволяет каждому свободно участвовать в этих рынках, высвобождая внимание и позволяя людям жить, где и с кем они хотят.

Индустриальное общество представляет нам два принципиально разных способа распределения ресурсов. В одном, люди участвуют в рыночной экономике; в другом — правительства обеспечивают нужды людей. Эти варианты образуют крайние точки спектра, в центре которого имеется множество «гибридных» механизмов, таких как субсидируемое государством жилье, за которое люди платят меньшую арендную плату. БОД решает проблему распределения, избегая при этом зависимости от постоянно расширяющегося государственного сектора. В этом отношении он противоположен коммунизму и социализму, потому что все сводится к уменьшению степени активности правительства.

После Второй мировой войны только около 5% людей в США были наняты государством, что составляло около 42 процентов экономики [U.S. Department of Commerce Bureau of the Census, 1949: Historical Statistics of the United States 1789-1945, p. 295] [U.S. Department of Commerce Bureau of the Census, 1948: Forecasts of the Population of the United States 1945-1975, p. 44] [Bureau of Economic Analysis, 2012: GDP and Other Major NIPA Series, 1929–2012:II]. В Советском Союзе, напротив, большая часть работающего населения была занята государством, которому принадлежало почти 100% экономики, но эта система была менее эффективной при распределении ресурсов. Тем не менее, размер и масштабы правительства в США и Европе постепенно увеличивались; во многих европейских странах на него приходится более половины экономики.

Еда, одежда и жилье — очевидные решения для человеческих потребностей, но БОД также может покрыть расходы на образование и здравоохранение. Это может показаться амбициозным, учитывая, как быстро росли расходы на образование и здравоохранение за последние десятилетия, но технологии могут сделать и то, и другое гораздо более доступным в ближайшем будущем.

Технологическая дефляция

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Если вы испытываете трудности с удовлетворением своих основных потребностей, мир будет казаться дорогим местом. Однако данные показывают, что в течение некоторого времени многие вещи дешевели. В США, как показано на диаграмме ниже, цены на потребительские товары длительного пользования падают с середины 1990-х годов. Снижение цен на потребительские товары длительного пользования было вызвано техническим прогрессом. Мы совершенствуемся в производстве продукции, и автоматизация производства и распространения — большая часть этого. Хотя это навредит вам, если в результате вы потеряете работу, но если у вас есть деньги на покупку вещей, это поможет вам. А благодаря универсальному базовому доходу у каждого будут деньги, которые по мере снижения цен позволят покупать все больше и больше.

Снижение цен на товары длительного пользования сделало одежду доступной. Технологии также снижают стоимость смартфонов, которые сами по себе будут иметь важное значение для повышения доступности образования и здравоохранения. И снижение цен будет только ускоряться, когда мы начнем использовать такие технологии, как аддитивное производство (также известное как «3D-печать»), производя продукты только тогда, когда они необходимы и близко к тому месту, где они требуются [Additive Manufacturing, 2017: AM Basics].

Что касается жилья, то и здесь технологии значительно удешевляют возведение дома. В начале 2017 года всего за 24 часа в России был построен первый дом с использованием технологии мобильной 3D-печати [Apis Cor, 2017: The first on-site house has been printed in Russia]. Еще одним фактором, делающим жилье более доступным, является совместное использование существующего жилья с помощью услуг, предлагаемых такими компаниями, как Airbnb и Couchsurfing. Несмотря на такой прогресс, жить в местах, где спрос на жилье превышает имеющееся предложение, по-прежнему стоит целое состояние, например, на Манхэттене и в Сан-Франциско; с БОД люди могут жить там, где жилье более доступно.

Город Детройт в последние годы раздавал дома вместо сноса [A Writer’s Residency, Reimagined, 2017: Write a House], а в некоторых сельских районах США вы можете арендовать дом всего за пару сотен долларов в месяц [Greybeard Rentals, 2017: Asheville Monthly Furnished Rentals]. Многие люди в настоящее время не могут воспользоваться этими возможностями, поскольку не могут найти работу в этих местах. Напротив, БОД предоставляет географическую свободу. Люди больше не будут заперты в дорогих местах только для того, чтобы удовлетворить свои основные потребности.

Одна большая группа людей уже освободилась от ограничений работы: пенсионеры. И действительно, после выхода на пенсию многие люди уезжают из дорогих городов в места, где недвижимость более доступна [The New York Times, 2017: Baby Boomers’ Second Act]. Рассматривая стоимость жилья, лучше перестать анализировать уровень цен в местах, где люди заперты сегодня, и посмотреть, какой будет стоимость на жильё в мире, где есть БОД.

Еда — еще одна область, в которой технологии могут принести огромную пользу. В то время как некоторые утверждают, что генетически модифицированные продукты питания являются ключом к доступному питанию, другие ожидаемые прорывы не несут в себе потенциальных проблем как в случае с генетической модификацией. Например, комнатное вертикальное земледелие обеспечивает точную доставку питательных веществ и света к растениям, а также значительное повышение производительности. Это также позволяет выращивать продукты питания намного ближе к месту их потребления, снижая расходы, связанные с транспортировкой, что в целом приводит к значительному снижению затрат.

Технологии также обещают резкое снижение стоимости образования. За последнее десятилетие доступность онлайн-ресурсов для обучения быстро выросла, в том числе многих бесплатных, таких как приложение для изучения языков Duolingo. В дополнение к онлайн-курсам, таким как edX или Khan Academy, есть миллионы постов в блогах, которые объясняют конкретные темы. И, конечно же, YouTube изобилует обучающими видео по практически неограниченному кругу тем, от парусного спорта до квантовых вычислений.

Есть свидетельства того, что непомерный рост стоимости обучения в колледжах в США начинает замедляться. Анализируя эти данные, мы должны помнить, что в нашей образовательной системе и на рынке труда наблюдается огромная инерция. Многие работодатели по-прежнему считают, что они должны нанимать выпускников лучших университетов, что приводит к росту цен на высшее образование, которое затем распространяется вплоть до частных детских садов. Пройдет некоторое время, прежде чем большинство студентов обратятся к бесплатным или доступным онлайн-ресурсам для удовлетворения всех своих учебных потребностей, но, по крайней мере, возможность сейчас существует. Кризис COVID-19 продемонстрировал потенциал онлайн-образования: школы по всему миру переходят с очного обучения, чтобы предотвратить более быстрое распространение пандемии.

В здравоохранении похожая история. Расходы на душу населения в Соединенных Штатах намного превышают расходы в других странах, они росли намного быстрее, чем уровень инфляции в течение многих лет, но это не привело к лучшему уходу. Например, на Кубе в течение многих лет ожидаемая продолжительность жизни почти такая же, как и в США, несмотря на то, что на здравоохранение на душу населения тратится менее десятой части [The Atlantic, 2016: How Cubans Live as Long as Americans at a Tenth of the Cost]. Бушуют дебаты о том, уменьшит ли Закон о доступном медицинском обслуживании или другие законодательные меры расходы на здравоохранение, или увеличат страховые взносы. Независимо от того, что происходит, есть ряд причин, по которым прогресс в области цифровых технологий снижает расходы на здравоохранение.

Во-первых, технологии делают цены на медицинские процедуры более прозрачными, что способствует усилению конкуренции, которая может снизить цены. Во-вторых, в результате того, что люди используют технологии для отслеживания данных о своем здоровье, мы будем вести всё более здоровый образ жизни и будем требовать меньшего ухода, особенно в долгосрочной перспективе. В-третьих, технологии приведут к более быстрой и качественной диагностике и лечению. Онлайн-платформа медицинского краудсорсинга CrowdMed помогла многим людям, чьи состояния ранее не диагностировались или диагностировались неправильно. Проект Human Diagnosis Project (Human Dx) также работает над системой, помогающей повысить точность диагнозов.

Figure 1 — это платформа, которая позволяет врачам обмениваться изображениями и другими наблюдениями, относящимися к медицинским случаям, а Flatiron Health объединяет данные об онкологических пациентах для обеспечения точного лечения. Кроме того, ряд компаний вводят телемедицину в формате приложений; HealthTap, Doctor On Demand, Teladoc Health и Nurx обещают значительно снизить стоимость оказания медицинской помощи.

Мы можем подумать, что значительная часть затрат на здравоохранение связана с лекарствами, а не с посещениями врачей, но на самом деле лекарства составляют лишь около 10% от общих расходов [Center for Medicare and Medicaid Services, 2015: National Health Expenditures 2015 Highlights]. Однако технологии, вероятно, и здесь снизят расходы. Один фармацевтический предприниматель рассказал мне о потенциале персонализированного лечения, которое может значительно повысить эффективность при широком диапазоне состояний, включая многие виды рака, болезни двигательных нейронов и болезнь Альцгеймера. А в более долгосрочной перспективе такие технологии, как редактирование генов CRISPR, дадут нам беспрецедентные возможности по исправлению генетических дефектов [Wired, 2015: Easy DNA Editing Will Remake the World. Buckle Up.], которые в настоящее время приводят к большим и постоянным расходам.

Но разве дефляция — не плохая вещь?

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Вы можете быть сбиты с толку моим представлением дефляции как положительного явления; в конце концов, экономисты склонны изображать это как зло, которого следует избегать любой ценой. Их в первую очередь беспокоит рост, измеряемый ВВП, который, по их мнению, улучшает положение всех нас. Они утверждают, что если люди ожидают, что цены упадут, они с меньшей вероятностью будут тратить деньги, что снизит объем производства и приведет к тому, что владельцы капитала будут делать меньше инвестиций, что приведет к меньшему количеству инноваций и снижению занятости. Это, в свою очередь, заставляет людей тратить еще меньше, вызывая дальнейшее сокращение экономики. Экономисты указывают на Японию как на страну, которая переживает дефляцию и сокращение производства. Чтобы избежать этого сценария, они выступают за политику, направленную на достижение некоторого уровня инфляции, включая так называемое «количественное смягчение» Федеральной резервной системы, которое направлено на увеличение денежной массы.

Однако в мире, где цифровые технологии приводят к технологической дефляции, это рассуждение ошибочно. ВВП — это все более ошибочный показатель прогресса, поскольку он игнорирует положительные и отрицательные экстерналии (пер.: статья на Википедии). Например, радикальное удешевление образования и здравоохранения могло бы снизить ВВП, в то же время явно сделав людей намного лучше. Второй недостаток в рассуждениях экономистов состоит в том, что они предполагают, что технический прогресс связан с ростом производства; фактически возможно достижение технологического прогресса даже тогда, когда экономическая активность, измеряемая ВВП, кажется застойной. Повышение экономической, информационной и психологической свободы позволяет нам ускорить цикл знаний, который является основой всего прогресса. Прекрасным примером этого является программное обеспечение с открытым исходным кодом, которое привело к значительному техническому прогрессу за пределами традиционной экономической модели.

Технологическая дефляция — это то, что ставит общество в положение, когда БОД становится возможным и все более полезным. Плата, необходимая для удовлетворения потребностей каждого человека, сегодня ниже, чем была десять лет назад, и будет еще ниже в будущем. Технологическая дефляция — это то, что позволяет людям вырваться из рабочего цикла.

БОД нам доступен

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Обладая всей этой справочной информацией, вы можете задаться вопросом, каким должен быть универсальный базовый доход. Мое рабочее предложение для США — $1000 в месяц для всех лиц старше 18 лет, $400 в месяц для всех старше 12 лет и $200 в месяц на каждого ребенка (пер.: примерно 20.000₽, 7.500₽ и 4.000₽ соответственно, в пересчёте для России, не для Москвы). Эти цифры могут показаться низкими, но имейте в виду, что цель UBI не в том, чтобы сделать людей богатыми; просто позволить им позаботиться о своих потребностях. Мы часто ошибочно думаем о неограниченных желаниях, поэтому было важно восстановить четкое различие между желаниями и потребностями. Мы также должны помнить, что удовлетворение наших основных потребностей станет дешевле из-за технологической дефляции, а также то, что БОД не будет введен в одночасье. Мои цифры рассчитаны на то, чтобы достигать их со временем, по мере того как другие правительственные программы прекращаются, а БОД постепенно вводится.

Давайте рассмотрим эти числа ещё. Хотя каждый будет тратить свой БОД по-разному, возможное ежемесячное распределение для типичного взрослого будет примерно следующим: $300 на жилье, $300 на еду, $100 на транспорт, $50 на одежду и $50 на доступ в Интернет и сопутствующее оборудование (пер.: примерно 5.700₽ на жильё, 5.700₽ на еду, 1.900₽ на транспорт, 1.000₽ на одежду и 1.000₽ на связь соответственно, в пересчёте для России, не для Москвы), при этом остаток расходуется по-разному каждый месяц (например, на здравоохранение по мере необходимости).

Вы можете спросить, почему я предлагаю более низкую плату для детей и подростков. Во-первых, мы можем удовлетворить многие из их основных потребностей дешевле, чем для взрослых. Во-вторых, есть исторические свидетельства того, что количество детей, которые имеют люди, частично определяется экономикой; БОД не должен побуждать взрослых заводить больше детей, чтобы «снять» их доход. Это особенно важно, потому что, как обсуждалось ранее, мы хотим, чтобы уровень рождаемости снизился во всем мире, чтобы в конечном итоге достичь пика численности населения.

Когда вы подсчитываете, сколько денег потребуется для предоставления БОД в Соединенных Штатах, исходя из численности населения 2015 года, вы получите годовую цифру около $3 трлн. [Statista, 2017: Resident population projection for the United States for 2015 and 2060, by age (in millions)] [U.S. Department of Commerce Bureau of the Census, 2017: Projections of the Size and Composition of the U.S. Population: 2014 to 2060 p. 2-4]. Хотя это огромная сумма, она составляет всего 17% от размера экономики, измеряемой ВВП в 2015 году, и около 10%, рассматриваемых как процент от валового выпуска 2015 года, который измеряет не только конечный объем производства, но и промежуточные этапы [The World Bank, 2016: Data — United States] [Statista, 2016: Gross domestic product (GDP) of the United States of America from 1990 to 2015 (in billion U.S. dollars, current)] [Federal Reserve Bank of St. Louis, 2017: Gross Output of All Industries]. Откуда взять эти деньги? Есть два источника: государственный бюджет и создание денег.

В США в 2015 году общие государственные доходы от налогов и сборов составили около $6 трлн. [Department of the Treasury, 2016: Financial Report of the United States Government — Fiscal Year 2015], поэтому деньги для БОД теоретически могут быть получены за счет перенаправления существующих бюджетов. Тогда появятся еще $3 трлн. на важнейшие государственные расходы, такие как правоохранительные органы и национальная оборона (бюджет последней составлял $0,6 трлн. в 2015 году [National Priorities Project, 2016: Military Spending in the United States]). Независимо от политического процесса, с помощью которого может быть осуществлено такое перераспределение, нет принципиальной проблемы, которая помешала бы этому.

Наличие БОД также может существенно увеличить государственные доходы. В настоящее время почти половина зарплат всех работников не требует уплаты федерального подоходного налога. Как только у людей появится БОД, каждый дополнительный заработанный доллар может облагаться налогом. Например, если вы в настоящее время не замужем и зарабатываете $10 000 в год (пер.: аналог примерно 16.000₽ в месяц в России), вам не нужно подавать федеральную налоговую декларацию (пер.: в США прогрессивный налог на прибыль, и зарабатывающие мало полностью освобождены от федерального налога, но штату при этом могут платить). С БОД это могло бы облагаться налогом по ставке 25%, принося $2500 налоговых поступлений в год. Это может обеспечить до $0,3 трлн., что на 5% больше соответствующих общих государственных налоговых сборов. Конечно, люди, которые уже платят налоги, фактически будут возвращать часть своего БОД в виде более высоких налогов. Применение 25% ставки налога для этой группы, которая будет получать примерно половину всех платежей БОД, приведет к дополнительным $0,4 трлн. Другими словами, чистая сумма, необходимая для БОД с 25% ставкой федерального налога, применяемой, начиная с первого заработанного доллара, составляет около $2,3 трлн.

Государственные доходы также могут быть увеличены для достижения других целей. Например, мы должны увеличить налоги на загрязнение и, в частности, на выбросы парниковых газов. Налоги — это хорошо зарекомендовавший себя способ борьбы с негативными экстерналиями, и мы хорошо использовали этот эффект — например, агрессивное налогообложение сигарет привело к значительному снижению потребления. По оценкам, потенциальный доход от налога на выбросы углерода составляет около $0,3 трлн. в год и может быть даже выше. Таким образом, между зачетами от подоходного налога (который будет происходить автоматически) и налога на парниковые газы (который нам нужен в любом случае), средства, необходимые для БОД, могут быть сокращены примерно до $2 трлн. Хотя это огромное количество, социальное обеспечение и медицинские программы Medicare / Medicaid стоят около $1 трлн. каждая. Таким образом, в крайнем случае, БОД может финансироваться за счет массового перераспределения существующих программ.

Однако есть другой способ предоставить большую часть или все деньги, необходимые для БОД, который включает в себя отказ от современной банковской системы и выпуск денег непосредственно людям. В сегодняшней банковской системе с частичным резервированием коммерческие банки предоставляют больше кредитов, чем имеют депозитов, а Федеральный резервный банк выступает в качестве так называемого «кредитора последней инстанции». Например, во время финансового кризиса 2008 года ФРС скупила потенциально плохие активы, чтобы предоставить банкам ликвидность. В Европе проводилась политика «количественного смягчения» (часто сокращенно QE, от ‘quantitative easing’), при которой центральный банк постепенно облегчает коммерческим банкам выдачу кредитов сверх их существующих депозитов.

Идея состоит в том, что, предоставляя ссуды предприятиям, которым необходимо финансировать покупку оборудования или которым требуется больше оборотных средств (например, для найма большего числа продавцов), банки будут способствовать росту экономики. Хотя банки в какой-то степени сделали это, они все больше сосредотачиваются на крупных корпорациях и предоставляют ссуды уже богатым людям для приобретения второго дома или даже для финансовых спекуляций. И наоборот, бедные люди практически не имеют доступа к доступным кредитам, а объемы кредитования малых предприятий сокращаются. Результатом стал рост богатства и неравенства доходов. Интересно, что этот однобокий эффект создания денег на основе банков был понят еще в 18 веке в трудах экономиста Ричарда Кантильона и стал известен как «эффект Кантильона».

Альтернативной системой было бы отстранение банков от создания денег путем принуждения их держать свои депозиты в ФРС. Известное как «банковское обслуживание с полным резервом», это устранило бы все риски для коммерческих банков. Расширение кредита может происходить через кредитование на рынке, предоставляемое такими компаниями, как LendingClub для частных лиц и Funding Circle для предприятий. Создание денег может происходить просто путем предоставления новых денег напрямую людям в рамках их платежей через БОД — систему, которую иногда называют «QE для людей» (количественное смягчение).

О каких порядках величины мы говорим? Термины M0, M1, M2 и M3 показывают, сколько денег создано в экономике. В США мы больше не отслеживаем более крупные денежные агрегаты, такие как M3, и используем только более узкие показатели, такие как M2, и даже они увеличивались примерно на $1 трлн. каждый год в течение последнего десятилетия. Количество денег, созданных количественным смягчением, вероятно, будет намного больше. Мы можем более подробно рассмотреть вопрос об образовании долга. У домохозяйств США около $8 трлн. по ипотечным кредитам [Zero Hedge, 2017: US Household Debt Rose To $12.6 Trillion In 2016: Biggest Jump In A Decade], более $1 трлн. по автокредитам [Quartz, 2017: American car buyers are borrowing like never before—and missing plenty of payments, too], более $1 трлн. по студенческим кредитам [Forbes, 2017: Student Loan Debt In 2017: A $1.3 Trillion Crisis] и почти $1 трлн. по кредитным картам [MarketWatch, 2017: Americans now have the highest credit-card debt in U.S. history]. Общий долг домохозяйств может увеличиться на $1 трлн. за один год. Деловой долг США составляет $25 трлн., из которых около $15 трлн. приходится на финансовый сектор.

Таким образом, сумма денег, создаваемых ежегодно, находится на том же уровне, что и БОД. Исторически идея о том, что правительство «печатает» деньги, связана со страхом безудержной инфляции, подобной той, что имела место в Веймарской республике Германии. Есть несколько причин, по которым этого не может быть при правильной схеме БОД. Во-первых, количество создаваемых новых денег будет фиксированным и известным заранее. Во-вторых, как мы видели ранее, технологии — это сильная дефляционная сила. В-третьих, чистая сумма созданных денег может быть уменьшена с течением времени за счет удаления денег из экономики, что может быть достигнуто за счет отрицательных процентных ставок по банковским депозитам выше определенной суммы, с оплатой, взимаемой центральным банком. В качестве альтернативы могла бы быть внедрена система «демереджа», при которой со всех валютных резервов взимается комиссия, или резервы автоматически сокращаются (с цифровыми валютами последнее теперь возможно).

Я ожидаю, что путь к БОД повлечет за собой изменения в государственных бюджетах, налогообложении и денежно-кредитной системе; как бы там ни было, мы решили пойти в том направлении, и мои предварительные расчеты, приведенные выше, показывают, что сегодня БОД доступен в Соединенных Штатах. Экономическая свобода для всех сегодня достижима.

Влияние БОД на рынок труда

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Одна из многих привлекательных особенностей БОД заключается в том, что он не лишает людей возможности продавать свой труд. Предположим, кто-то предлагает вам 5 долларов в час за присмотр за своей собакой. В рамках UBI вы полностью свободны принять или отклонить это предложение без отклонения от минимальной заработной платы. Причина, по которой нам нужна минимальная заработная плата в нынешней системе — это защита от эксплуатации, но эта проблема существует только потому, что у людей нет возможности уволиться. Если бы БОД работал, они были бы свободны уйти.

Пример с сидением с собакой показывает, почему минимальная заработная плата является грубым инструментом, приводящим к искажениям. Если вам нравятся собаки, вы можете с радостью взять эту работу за 5 долларов в час. Возможно, вы сможете присматривать за несколькими собаками одновременно или делать это во время написания сообщения в блоге или просмотра видео на YouTube. Ясно, что правительство не должно вмешиваться в такую ​​сделку. То же самое и с работой в ресторане быстрого питания. Если у сотрудников есть возможность уйти с работы, рынок труда автоматически выявит, сколько нужно, чтобы заставить кого-то работать, скажем, в McDonalds. Это может оказаться 5 долларов в час или 30 долларов в час.

Одно из часто выражаемых опасений по поводу БОД заключается в том, что люди вообще перестанут работать, что приведет к краху рынка труда. Эксперименты с БОД, такие как Эксперимент по базовому годовому доходу Манитобы в Канаде в 1970-х годах, показали, что, хотя люди несколько сократили свое рабочее время, когда им платили такой доход, не было резкого сокращения рабочей силы. Люди обычно хотят зарабатывать больше, чем обеспечивает их базовый доход, и корректировка цен на рабочую силу сделает работу более привлекательной. Кроме того, в сочетании с изменением подоходного налога, обсуждавшимся в предыдущем разделе, БОД устраняет проблему со многими существующими программами социального обеспечения, в которых люди теряют все свое пособие, когда они начинают работать, что приводит к налоговым ставкам, которые фактически превышают 100 процентов. С БОД все, что вы зарабатываете, добавляется к вашему базовому доходу, и вы платите с него обычную налоговую ставку.

Но как насчет грязной или опасной работы? Будет ли цена на рабочую силу достаточно высока, чтобы кто-либо мог ее выполнять, и смогут ли компании, нуждающиеся в этой рабочей силе, остаться в деле? У компаний будет выбор: платить людям больше за такую ​​работу или вкладывать средства в автоматизацию. Скорее всего, ответом будет сочетание того и другого, но из-за давления, создаваемого технологической дефляцией, мы не вернемся к инфляции, вызванной ценами на рабочую силу.

БОД окажет еще два важных воздействия на рынок труда. Первый связан с волонтерством. В настоящее время не хватает людей, которые заботятся об окружающей среде или о больных и пожилых людях. В этих секторах часто не хватает рабочей силы из-за недостаточного количества денег для удовлетворения спроса и зависимости от пожертвований. Что касается пожилых людей, многие из них не имеют достаточных сбережений, чтобы позволить себе личный уход. Когда людям приходится работать почти каждый свободный час, чтобы удовлетворить свои потребности, у них нет времени на волонтёрство; предоставление им БОД может значительно увеличить количество волонтеров (мы наблюдаем рост волонтерства среди пенсионеров, которые фактически уже получают БОД).

Второе большое влияние, которое БОД окажет на рынок труда — это резкое расширение возможностей для предпринимательской деятельности. Многие люди, которые хотели бы открыть небольшой бизнес, например, маникюрный салон или ресторан, не имеют финансовой поддержки и не могут бросить свою работу, чтобы попробовать. Я иногда называю БОД «стартовым капиталом для всех»; большее количество предприятий, открывающихся в сообществе, означало бы больше возможностей для получения работы на местном уровне.

Когда они начнут работать, некоторые из этих новых предприятий получат традиционное финансирование, включая банковские ссуды и венчурный капитал, но БОД также имеет потенциал для значительного расширения охвата краудфандинга. Если вы уверены, что ваши потребности обеспечены, у вас будет больше шансов начать деятельность, которая может привлечь поддержку через краудфандинг, например, запись музыкальных клипов и их размещение на YouTube. Кроме того, если ваши потребности обеспечены, вы с большей вероятностью будете использовать часть любого дохода, который вы получаете помимо БОД, для поддержки краудфандинговых проектов.

Другие возражения против БОД

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Я рассмотрел три основных возражения против БОД, показав, что он доступен, что он не приведет к инфляции и что он окажет положительное влияние на рынок труда. Есть и другие распространенные возражения, на которые стоит обратить внимание, включая моральное возражение, что люди не сделали ничего, чтобы заслужить такой доход, ответ на который дан в отдельном разделе ниже.

Еще одно возражение против БОД состоит в том, что он снижает ценность труда в обществе, но на самом деле верно обратное: БОД признает, сколько неоплачиваемой работы существует в мире, включая воспитание детей. Мы создали ситуацию, когда слово «работа» стало синонимом получения оплаты; мы заключаем, что если вам не платят за деятельность, это не может быть работой. В качестве иллюстрации другого подхода школы Монтессори, которые основывают свое обучение на творчестве и решении проблем, используют слово «работа» для обозначения любой «целенаправленной деятельности».

Еще одно возражение состоит в том, что БОД лишает людей цели, которую обеспечивает работа. Однако работа как единственный источник человеческих целей — это относительно новая идея, которая во многом связана с протестантской трудовой этикой. Раньше человеческая цель в большей степени основывалась на следовании религиозным предписаниям, которые могли включать труд как одну из многих заповедей. Иными словами, источник человеческих целей со временем подвергается переопределению; вклад в цикл знаний — более подходящий фокус для будущего, чем работа.

Еще одно частое возражение состоит в том, что люди будут тратить свой базовый доход на алкоголь и наркотики, часто сопровождаемое заявлениями о том, что деньги от казино, полученные коренными американцами, вызвали проблемы с наркотиками среди этого населения. Нет никаких доказательств, подтверждающих это возражение — ни один пилотный проект БОД не обнаружил значительного увеличения злоупотребления наркотиками или алкоголем, а опиоидный кризис тем временем стал крупнейшей эпидемией наркотиков в истории США. Исследования показывают, что, вопреки широко распространенному мнению, деньги в казино способствовали снижению ожирения, курения и пьянства.

Некоторые люди возражают против БОД не потому, что не думают, что это сработает, а потому, что утверждают, что это циничная уловка богатых, чтобы заставить замолчать бедных и удержать их от восстания. Некоторые, кто высказывает эту критику, искренне верят в нее, но другие используют ее как инструмент политического разделения. Как бы то ни было, влияние БОД, вероятно, будет противоположным, как признал Томас Пейн. Во многих частях мира, включая Соединенные Штаты, бедные фактически отчуждены от политического процесса. Они слишком заняты сохранением одной или нескольких работ, чтобы иметь возможность баллотироваться на должность или иногда даже голосовать — американские выборы проводятся в будний день, и работодатели не обязаны предоставлять сотрудникам свободное от работы время для голосования.

БОД как моральный императив

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 22 ноября 2020

Прежде чем мы исследуем информационную свободу, мы должны напомнить себе, почему люди заслуживают того, чтобы иметь достаточно, чтобы заботиться о своих потребностях. Почему они должны иметь это право в силу рождения, так же как они имеют право дышать воздухом?

Никто из нас ничего не делал для создания воздуха — мы унаследовали его от планеты. Точно так же никто из ныне живущих не сделал ничего, чтобы изобрести электричество — оно уже было изобретено, и мы унаследовали его преимущества. Вы можете указать на то, что электричество стоит денег, и люди должны за него платить, но они платят за его производство, а не за стоимость изобретения. И мы могли бы заменить электричество многими другими удивительными примерами наших коллективно унаследованных человеческих знаний, такими как антибиотики.

Нам невероятно повезло, что мы родились в мире, где капитал больше не в дефиците, и поэтому использование наших знаний для удовлетворения основных потребностей каждого человека является моральным императивом. БОД достигает этого, предоставляя людям экономическую свободу, позволяя им избежать цикла работы и ускоряя цикл знаний, который изначально дал нам эти невероятные знания.

Информационная свобода

Источник
Перевод: Торвлорбнор Пуздой и Андрей Дунаев, 24 ноября 2020

Можете ли вы прочитать любую книгу, которую хотите? Можете ли послушать любую музыку, когда-либо записанную? Есть ли у вас доступ к любой веб-странице, которую вы хотите посмотреть? В прошлом, когда копирование и распространение информации стоило дорого, такие вопросы не имели бы особого смысла. В первые дни написания книг, когда книги копировали вручную, они были редкими, дорогостоящими и подверженными ошибкам — немногие люди имели к ним доступ.

В эпоху цифровых технологий, когда предельные затраты на изготовление и распространение копии сократились до нуля, все ограничения цифровой информации стали искусственными. Они включают добавление затрат к системе, чтобы создать дефицит того, что имеется в изобилии. Например, миллиарды долларов были потрачены на предотвращение копирования и обмена цифровыми музыкальными файлами [CBS News, 2001: Napster Settlement Offer Rejected].

Почему мы тратим деньги на то, чтобы сделать информацию менее доступной? Когда информация существовала только в аналоговой форме, затраты на ее копирование и распространение позволяли нам построить экономику и общество, основанные на дефиците информации. Например, звукозаписывающий лейбл должен был нанимать талантливых музыкантов, записывать в дорогих студиях, продавать музыку, а также производить и распространять физические носители. Плата за них позволяла лейблу покрыть свои расходы и получать прибыль. Теперь, когда люди могут записывать музыку на ноутбуке и бесплатно распространять ее, фиксированные затраты значительно ниже, а предельная стоимость каждого прослушивания равна нулю. И с этим бизнес-модель взимания платы за запись, за песню или за прослушивание, а также защита авторских прав, необходимая для ее поддержания, больше не имеют смысла. Несмотря на нелепую борьбу, которую ведет музыкальная индустрия, мы слушаем музыку, как правило, либо бесплатно (то есть с рекламной поддержкой), либо в рамках подписки. В любом случае предельная стоимость каждого прослушивания нулевая.

Несмотря на такой прогресс в музыкальной индустрии, мы принимаем множество других искусственных ограничений доступа к информации, потому что это единственная известная нам система. Однако, для перехода в век знаний мы должны стремиться к увеличению информационной свободы. Это не беспрецедентный случай в истории человечества — до появления печатного станка рассказы и музыка передавались устно или путем ручного копирования. Не было никаких ограничений на то, кто мог рассказывать историю или исполнять песню.

Чтобы быть ясным, информация — это не то же самое, что знания. Информация, например, включает огромное количество файлов журналов, ежедневно генерируемых компьютерами по всему миру, многие из которых, возможно, никогда не будут проанализированы. Мы не знаем заранее, какая информация станет основой для знаний, поэтому имеет смысл сохранить как можно больше информации и сделать доступ к ней как можно более широким. В этом разделе будут рассмотрены различные способы расширения информационной свободы — второй важный шаг, который будет способствовать нашему переходу в Век знаний.

Доступ к сети Интернет

Источник
Перевод: Торвлорбнор Пуздой и Андрей Дунаев, 24 ноября 2020

Некоторые высмеивают Интернет, утверждая, что он является не очень то большим нововведением по сравнению, скажем, с электричеством или вакцинацией, но это не так. Интернет позволяет любому человеку в любой точке мира узнать, как работает электричество или вакцинация. Если пренебречь искусственными ограничениями, налагаемыми на него, Интернет предоставляет средства для доступа и распространения всех человеческих знаний среди всего человечества. Как таковой, он является решающим фактором в создании цикла цифровых знаний, а доступ к Интернету является центральным аспектом информационной свободы.

В настоящее время к Интернету подключено более 3,5 миллиардов человек, и их число ежегодно увеличивается более чем на 200 миллионов [Internet Live Stats, 2016: Internet Users]. Этот колоссальный рост стал возможным, потому что стоимость доступа резко упала. Cмартфон при массовом производстве стоит менее 100 долларов. В местах с конкурентными рынками пропускная способность сети стандарта 4G предоставляется по цене от 8 долларов в месяц [Open Technology Institute, 2014: The Cost of Connectivity 2014] [Federal Communications Commission, 2010: Broadband Performance OBI Technical Paper No. 4].

Даже подключение людей, живущих в отдаленных частях мира, становится намного дешевле, поскольку стоимость беспроводных сетей снижается, а мы день ото дня увеличиваем скорость спутниковой связи. Например, в Мексике реализуется проект по подключению сельских общин по цене менее 10 000 долларов на общину. В то же время в высокоразвитых странах, таких как США, продолжающиеся технологические инновации, такие как беспроводная технология MIMO, еще больше снизят цены на пропускную способность в густонаселенных городских районах [Wikipedia, 2017: MIMO].

Все это означает, что даже на относительно низком уровне БОД покроет стоимость доступа в Интернет при условии, что мы будем продолжать вводить новшества и поддерживать высококонкурентные и должным образом регулируемые рынки доступа к нему. Это пример того, как три разные свободы усиливают друг друга: экономическая свобода позволяет людям получать доступ к Интернету, который является основой свободы информации.

Работая над тем, чтобы сделать недорогой доступ в Интернет всеобщим, мы также должны устранить ограничения на передачу информации в сети. В частности, мы должны противостоять ограничениям в Интернете, налагаемым нашими правительствами и поставщиками Интернет-услуг (ISP). Оба они вводят искусственные ограничения, движимые рядом экономических и политических соображений.

Единый глобальный Интернет

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 1 декабря 2020

По замыслу, Интернет не имеет привязки к географии. По сути, он представляет собой способ соединения сетей друг с другом (отсюда и его название). Все существующие географические ограничения были добавлены намеренно, часто за большие деньги. Например, Австралия и Великобритания недавно создали так называемые «брандмауэры/фаерволы» вокруг своих стран, аналогичные собственной китайской системе цензуры в Интернете. Построение сетевого периметра обошлось правительству Австралии примерно в 44 миллиона долларов [Bambauer, Derek E., 2009: Filtering in Oz: Australia’s Foray into Internet Censorship]. Это дополнительное оборудование ставит Интернет под контроль государств, ограничивая информационную свободу. Более того, и Китай, и Россия заблокировали услуги виртуальных частных сетей (VPN), инструменты, позволяющие людям обойти эти искусственные ограничения [Wenger, Albert, 2017: VPNs and Informational Freedom]. Как граждане, мы должны возмущаться тем, что наши собственные правительства тратят наши деньги на ограничение нашей информационной свободы. Представьте себе, что в более ранние времена правительства тратили деньги налогоплательщиков, чтобы граждане могли набирать меньше телефонных номеров.

Никаких искусственно быстрых и медленных каналов

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 1 декабря 2020

То же самое оборудование, которое правительства используют для установления географических границ в Интернете, используют интернет-провайдеры для получения большего количества денег от клиентов, искажая доступ в процессе посредством таких практик, как платная приоритизация и нулевой рейтинг. Чтобы понять, почему они являются проблемой, давайте сделаем небольшой технический экскурс.

Покупая доступ в Интернет, вы платите за соединение определенной скорости. Если оно обеспечивает скорость 10 мегабит в секунду и вы полностью используете это соединение в течение шестидесяти секунд, вы бы загрузили 600 мегабит, что эквивалентно 15–25 песням на Spotify или SoundCloud (при условии 3–5 мегабайт на песню). Фантастика цифровой информации заключается в том, что все биты одинаковы. Неважно, заходили ли вы в Википедию или просматривали изображения котят — вы заплатили за пропускную способность и можете использовать ее для доступа к любым нужным вам частям человеческих знаний.

Однако этот принцип не увеличивает прибыль интернет-провайдера. Для этого они стремятся различать различные типы информации на основе потребительского спроса и платежеспособности поставщика. Во-первых, они устанавливают оборудование, которое позволяет им идентифицировать биты по их происхождению. Затем они обращаются в такую ​​компанию, как YouTube или Netflix, и просят их заплатить, чтобы их трафик был «приоритетным» по сравнению с трафиком из других источников. Еще одна форма манипуляции, распространенная среди провайдеров беспроводной связи — это так называемый «нулевой рейтинг», когда некоторые услуги платят за исключение из ежемесячного ограничения пропускной способности. Если это будет разрешено, интернет-провайдеры пойдут еще дальше: в начале 2017 года Сенат США проголосовал за разрешение им продавать данные клиентов, включая историю просмотров, без согласия клиентов [Wenger, Albert, 2017: Government Just Gave Your ISP Even More Power: You Can Take it Back!].

Регуляторное решение этой проблемы называется «сетевой нейтралитет» (пер.: Сетевой нейтралитет), на карту поставлена свобода информации. Наш доступ к человеческим знаниям не должен ограничиваться финансовыми интересами интернет-провайдеров. Мы могли бы подумать о переходе на другого провайдера, который обеспечивает нейтральный доступ, но в большинстве географических регионов, особенно в Соединенных Штатах, нет конкурентного рынка для доступа в Интернет. Интернет-провайдеры либо имеют прямую монополию (часто предоставляемую регулирующими органами), либо работают в небольших олигополиях. Например, в той части Нью-Йорка, где я живу, есть только один широкополосный интернет-провайдер.

Со временем, технологические достижения, такие как беспроводная широкополосная связь, могут сделать рынок более конкурентоспособным, но до тех пор нам необходимо регулирование, чтобы не допустить, чтобы интернет-провайдеры ограничивали нашу информационную свободу. Это беспокойство разделяют люди во всем мире; в 2016 году Индия возражала против плана Facebook по предоставлению субсидированного доступа в Интернет, в котором приоритет отдавался бы их собственным услугам.

Боты для всех нас

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 1 декабря 2020

Если у вас есть доступ к Интернету, вам понадобится программное обеспечение для подключения к его многочисленным источникам информации. Когда Тим Бернерс-Ли впервые изобрел всемирную паутину в 1989 году, он определил открытый протокол, протокол передачи гипертекста, который любой мог использовать как для предоставления информации, так и для доступа к ней [W3C, 2017: Tim Berners-Lee]. Таким образом, Бернерс-Ли позволил любому создавать программное обеспечение, так называемые веб-серверы и браузеры, совместимые с этим протоколом. Многие люди сделали это, в том числе Марк Андрессен с Netscape, и многие веб-серверы и браузеры были доступны как с открытым исходным кодом, так и бесплатно.

Сочетание открытого протокола и бесплатного программного обеспечения означало беспрепятственную публикацию и полный контроль со стороны пользователя. Если вы хотите добавить страницу в Интернет, вы можете просто загрузить веб-сервер, запустить его на компьютере, подключенном к Интернету, и добавить контент в формате HTML. Неудивительно, что количество контента в сети быстро росло. Хотите опубликовать фотографию своей кошки? Загрузите его на свой веб-сервер. Хотите написать что-нибудь о последних достижениях в вашем исследовательском проекте? Не нужно было убеждать академического издателя в его достоинствах — можно было просто создать веб-страницу.

Люди, выходящие в Интернет, получили возможность полностью контролировать свой собственный браузер. Фактически, в протоколе передачи гипертекста веб-браузер называется «пользовательским агентом», который обращается к Интернету от имени пользователя. Хотите увидеть необработанный HTML-код, доставленный сервером? Щелкните правой кнопкой мыши на экране и выберите «просмотреть источник». Хотите видеть только текст? Попросите вашего пользовательского агента отключить все изображения. Хотите заполнить веб-форму, но сохранить для себя копию того, что вы отправляете? Создайте сценарий, чтобы ваш браузер сохранял все отправленные формы локально.

Со временем платформы в сети вмешались в некоторую свободу и автономию, которыми пользовались первые пользователи. Недавно я зашел в Facebook и нашел заметку, которую недавно разместил на стене друга. Оказывается, вы не можете искать по всем записям на стенах, которые вы делали; вам придется вручную возвращаться к истории для каждого друга. У Facebook есть все данные, но они решили не делать их доступными для поиска. Я не предполагаю каких-либо проступков с их стороны; я лишь хочу сказать, что вы используете Facebook так, как они этого хотят. Если вам не нравится, как алгоритмы Facebook определяют приоритетность сообщений ваших друзей в вашей ленте новостей, удачи.

Представьте, что произошло бы, если бы все, что вы делали в Facebook, осуществляло программное обеспечение — «бот», которым вы могли бы управлять. Вы можете поручить ему выполнить и автоматизировать громоздкие шаги, которые Facebook предполагает для поиска старых постов на стене. Еще лучше, если бы вы все время использовали этого бота, он мог бы хранить ваш собственный архив постов на стене в вашем собственном хранилище данных, и вы могли бы просто дать ему команду на поиск в вашем архиве. Если бы мы все использовали ботов для взаимодействия с Facebook и нам не нравилась приоритетность нашей ленты новостей, мы могли бы попросить наших друзей проинструктировать своих ботов отправлять нам обновления статуса напрямую, чтобы мы могли формировать собственные ленты. Это было вполне возможно в Интернете благодаря открытому протоколу, но это невозможно в мире проприетарных и закрытых приложений на смартфонах.

Хотя этот пример может показаться тривиальным, боты имеют огромное значение в сетевом мире. Рассмотрим автомобильные услуги, предоставляемые такими компаниями, как Uber и Lyft. Как известно водителям этих служб, каждый из них предоставляет для использования отдельное приложение. Вы можете попробовать запустить оба приложения на одном телефоне или даже иметь два телефона, но закрытый характер приложений означает, что вы не можете использовать вычислительные мощности своего телефона для оценки конкурирующих предложений. Если бы у вас был доступ к ботам, которые могли бы взаимодействовать с сетями от вашего имени, вы могли бы одновременно участвовать в этих различных площадках и настраивать их друг относительно друга.

Используя бота, вы можете установить свои собственные критерии для того, какие поездки вы хотите принять, включая то, была ли комиссия, взимаемая данной сетью, ниже определенного порога. Затем бот позволит вам принимать только те поездки, которые максимизируют получаемую вами плату за проезд. Компании по совместному использованию поездок больше не смогут взимать чрезмерные комиссии, поскольку могут возникнуть новые сети, которые сократят их. Как пассажиру, использование бота может позволить вам одновременно сравнивать цены различных компаний и выбирать ту, которая имеет самую низкую цену для конкретной поездки.

Мы также могли бы использовать ботов в качестве альтернативы антимонопольному регулированию, чтобы противостоять мощи технологических гигантов, таких как Google или Facebook, не отказываясь от преимуществ их больших сетей. Эти компании получают большую часть своих доходов от рекламы, и в настоящее время потребители не имеют возможности блокировать рекламу на мобильных устройствах. Но что, если бы пользователи могли изменить мобильные приложения, добавив функцию блокировки рекламы, так же, как они могут это сделать в веб-браузерах?

Многие люди осуждают блокировку рекламы как атаку на журналистику, которая обрекает независимый Интернет на гибель, но это пессимистический взгляд. В первые дни Интернета он был полон контента без рекламы, публикуемого отдельными людьми. Когда к нам присоединились компании, они принесли с собой свои офлайновые бизнес-модели, включая платную подписку и рекламу. Наряду с появлением таких платформ, как Facebook и Twitter, с сильными сетевыми эффектами, это привело к централизации Интернета — контент все чаще создавался на платформе или перемещался за платный доступ.

Блокировка рекламы — это утверждение власти со стороны конечного пользователя, что во всех отношениях хорошо. Так же, как судья недавно установил, что таксомоторные компании не имеют специального права на защиту своей бизнес-модели от компаний, занимающихся каршерингом, как и издатели, поддерживающие рекламу [Crain’s New York Business, 2015: Judge rules on taxi industry lawsuit: Compete with Uber or die]. И хотя в краткосрочной перспективе это может побудить издателей уходить в приложения, в долгосрочной перспективе это будет означать больший рост контента, за который конечные пользователи платят напрямую (например, через подписки или краудфандинг).

Чтобы ограничить централизующую силу сетевых эффектов, мы должны передать власть конечным пользователям, позволив им иметь пользовательских агентов для мобильных приложений, как мы это сделали с Интернетом. Причина, по которой пользователи не обладают такими же возможностями на мобильных устройствах, заключается в том, что мобильные приложения оставляют конечным пользователям возможность взаимодействовать со службами с помощью глаз, ушей, мозга и пальцев. Мы не можем использовать вычислительные возможности наших смартфонов, которые столь же мощны, как суперкомпьютеры до недавнего времени, для взаимодействия с приложениями от нашего имени. Приложения контролируют нас, а не мы их. Подобно веб-браузеру, мобильный пользовательский агент мог бы делать такие вещи, как блокировать рекламу, сохранять копии ответов и позволять пользователям одновременно пользоваться несколькими услугами. Способ помочь конечным пользователям — не разрушить крупные технологические компании, а дать людям возможность использовать код, который выполняется от их имени.

Что нужно, чтобы сделать ботов реальностью? Один из подходов заключается в том, чтобы потребовать от таких компаний, как Uber, Google и Facebook, предоставлять свои функции не только через приложения и веб-сайты, но также через так называемые «программные интерфейсы» (API). API — это то, что бот использует для выполнения операций, таких как публикация обновления статуса от имени пользователя. Они есть у таких компаний, как Facebook и Twitter, но, как правило, у них ограниченные возможности. Кроме того, компании имеют право отключать ботов, даже если пользователь разрешил им действовать от их имени.

Почему я не могу просто написать код, который взаимодействует с Facebook от моего имени? В конце концов, приложение Facebook использует API для связи со своими серверами. Что ж, для этого мне пришлось бы «взломать» приложение Facebook, чтобы выяснить, какие вызовы API используются и как аутентифицироваться в них. К сожалению, есть три отдельных закона, которые делают эти шаги незаконными. Первое — это положение DMCA о запрете обхода цензуры. Второй — Закон о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях (CFAA). И третье — это юридическая конструкция, согласно которой, нажимая «Я принимаю» в лицензионном соглашении с конечным пользователем (EULA) или условиях обслуживания, я становлюсь юридически связанным. Последний из законов приводит к гражданским делам, но судимости по первым двум влекут обязательное тюремное заключение.

Если бы мы были готовы устранить эти три юридических препятствия, можно было бы взломать приложение, чтобы предоставить программный доступ к системам. Люди могут возразить, что эти положения были созданы для решения важных проблем, но это не совсем понятно. Положение DMCA о предотвращении обхода цензуры было введено, чтобы позволить создание систем управления цифровыми правами для обеспечения соблюдения авторских прав. То, что вы думаете об этом, зависит от того, что вы думаете об авторском праве, о чем мы поговорим в следующем разделе.

CFAA можно было бы существенно ужесточить, не ограничивая его потенциал для преследования мошенничества и злоупотреблений, и то же самое касается ограничений на использования, которые компания может наложить посредством лицензионного соглашения или условий обслуживания. Если я выполняю только действия, которые также доступны в приложении компании, но выполняю их программно, почему это должно считаться нарушением?

Однако разве компаниям не нужно защищать криптографические ключи, которые они используют для шифрования сообщений? Разве за всеми так называемыми атаками «распределенного отказа в обслуживании (DDoS-атаками)» не стоят «бот-сети», когда огромные компьютерные сети наводняют службу запросами, так что никто другой не может получить к ней доступ? Это правда, что в мире есть много взломанных машин, которые используются в гнусных целях, включая телевизионные приставки и домашние маршрутизаторы, но это только демонстрирует, насколько неэффективны существующие законы в борьбе с нелегальными ботами. В результате компании разработали технологическую инфраструктуру для их решения.

Как мы можем предотвратить использование людьми ботов, которые оказываются вредоносным кодом? Открытый исходный код позволит людям проверять его, чтобы убедиться, что он соответствует заявленным требованиям. Однако открытый исходный код — не единственный ответ. Как только люди законно будут представлены ботами, многие рынки, на которых в настоящее время доминируют крупные компании, столкнутся с конкуренцией со стороны небольших стартапов, которые будут создавать, эксплуатировать и поддерживать этих ботов от имени своих конечных пользователей. Эти компании будут частично конкурировать за поддержание доверительных отношений со своими клиентами, так же как страховой брокер представляет клиента перед несколькими страховыми компаниями.

Легализация представительства через ботов подорвет доходы крупных компаний. Мы можем опасаться, что они отреагируют замедлением своих инвестиций в инфраструктуру, но я сомневаюсь, что это произойдет. Uber, например, недавно был оценен в 50 миллиардов долларов. «Ставка» компании (процент денег, удерживаемых со стоимости за поездки) составляет 20 процентов. Если конкуренция снизит эту ставку до 5 процентов, стоимость Uber может упасть до 10 миллиардов долларов, но это все равно огромная цифра, и капитал все равно будет доступен для инвестиций.

Это не означает, что для ботов не должно быть ограничений. Бот, представляющий меня, должен иметь доступ ко всем функциям, к которым я могу получить доступ, но он не должен иметь возможность делать то, что я не могу делать, например выдавать себя за другого пользователя или получать доступ к личным сообщениям других людей. Компании могут использовать технологии для обеспечения таких ограничений доступа для ботов, не полагаясь на регуляции.

Даже если теперь вы убедились в достоинствах ботов, вам может быть интересно, как мы этого добьемся. Ответ в том, что мы можем начать с малого. Мы могли бы провести эксперимент в таком городе, как Нью-Йорк, где городские власти контролируют работу транспортных услуг. Они могут сказать: «Если вы хотите работать здесь, вы должны позволить водителям программно взаимодействовать с вашим сервисом». Учитывая, насколько велик рынок в городе, я уверен, что эти сервисы согласятся. В конце концов, мы могли бы сделать API-интерфейсы обязательными для всех интернет-сервисов, у которых число пользователей превышает пороговое значение, включая все социальные сети и даже большие поисковые платформы, такие как Google.

Чтобы понять, что это в принципе возможно, достаточно взглянуть на европейскую инициативу «открытого банкинга», которая требует, чтобы банки предлагали API для банковских счетов. Это означает, что потребители могут получить доступ к сторонним сервисам, таким как оплата счетов и страхование, разрешив им доступ через API вместо открытия новой учетной записи. Это резко снижает затраты на переключение и делает рынок финансовых услуг более конкурентоспособным. Закон о доступе, представленный сенаторами Марком Уорнером и Джошем Хоули в США, стал первой попыткой предоставить аналогичную концепцию компаниям социальных сетей. Хотя эта конкретная работа не принесла большого успеха, она указывает на возможность использования ботов в качестве важной альтернативы антимонопольному регулированию индустриальной эпохи для передачи власти конечным пользователям.

Ограничение ограничений на совместное использование и создание

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 1 декабря 2020

После того, как мы боролись с географическими ограничениями и ограничениями по приоритетам и получили ботов, которые представляют нас в Интернете, мы все равно столкнемся с юридическими ограничениями на то, что мы можем создавать и делиться. В этой части книги сначала я рассмотрю законы об авторском праве и патентах и ​​предложу способы уменьшить их ограничение цикла знаний. Затем мы обратимся к законам о конфиденциальности.

Ранее в книге я отмечал, насколько дорого обходится изготовление копий книг, когда их нужно копировать по одной букве за раз. В конце концов мы изобрели печатный станок и наборный шрифт; вместе они сделали воспроизведение информации быстрее и дешевле. Уже тогда правительства и церкви видели в этом угрозу своему авторитету. В Англии Закон о лицензировании печати 1662 года сделал разрешение правительства на эксплуатацию печатного станка юридическим требованием [Nipps, Karen, 2014: Cum privilegio: Licensing of the Press Act of 1662]. Одобрение предоставлялось в обмен на согласие подвергать цензуре контент, критикующий правительство или противоречащий учению церкви. Так зародилось авторское право.

Со временем, по мере роста экономики и превращения издательских компаний в коммерческие предприятия, авторское право стало коммерчески значимым и источником прибыли. Логика была такой: «Если у меня есть авторские права на определенный материал, вы не можете делать его копии, а это значит, что я единственный, кому разрешено производить и продавать его копии» (по сути, авторское право предоставляет монополию на предоставление контента, защищенного им).

За этой трансформацией авторского права стояла идея о том, что для создания контента необходимы стимулы для его создателей. Если вы работали над книгой, считалось, что владение ею будет стимулом для улучшения ее с течением времени путем внесения исправлений, а также, в первую очередь, для ее написания.

Со временем правообладатели усилили свои требования и расширили охват. Например, с принятием “Закона об авторском праве 1976 г.” требование о регистрации авторских прав было снято; если вы создали контент, вам автоматически принадлежат авторские права на него [Hornick, John F., 2003: Copyright Law for Business People: A Handy Guide]. Затем, в 1998 году, “Закон о продлении срока действия авторского права” увеличил срок действия авторского права с 50 до 70 лет сверх жизни автора. Это стало известно как «Закон о защите Микки Мауса», потому что Дисней лоббировал его; построив прибыльный бизнес, основанный на защищенном контенте, они понимали, что срок действия ряда их авторских прав истекает [Senate and House of Representatives of the United States of America in Congress, 1998: S. 505 Title I — Copyright Term Extension].

Совсем недавно лоббирование авторских прав попыталось помешать публикации контента в Интернете с помощью предлагаемого законодательства, такого как “Закон о защите интеллектуальной собственности” и “Закон о прекращении пиратства в Интернете”, а также формулировок Транстихоокеанского партнерства, торговой сделки, к которой Соединенные Штаты, в конечном итоге, не присоединились. В этих последних попытках расширения конфликт между авторским правом и циклом цифровых знаний стал особенно очевидным. Авторское право ограничивает то, что вы можете делать с контентом, существенно сокращая его потребление. Это резко ограничивает вашу способность делиться контентом и создавать другие работы, которые частично или полностью используют его. Некоторые из наиболее ярких примеров включают удаление видео с YouTube, в которых использовалась песня «Happy Birthday to You», которая до недавнего времени защищалась авторским правом.

С социальной точки зрения никогда не оптимально запрещать кому-либо слушать или смотреть контент. Поскольку предельные издержки доступа к цифровой копии равны нулю, мир будет лучше, если этот человек получит удовольствие от этого контента. И если этот человек вдохновлен и сам создает какой-то новый вдохновляющий контент, тогда мир станет намного лучше.

Хотя предельные затраты на копирование контента равны нулю, вы можете задаться вопросом о фиксированных и переменных затратах, которые идут на его создание в первую очередь. Если бы весь контент был бесплатным, откуда бы взяли деньги на его производство? Вероятно, потребуется некоторая степень авторского права, особенно для крупномасштабных проектов, таких как голливудские фильмы; вполне вероятно, что никто не стал бы их делать, если бы в отсутствие защиты авторских прав они были экономически невыгодными. Тем не менее, даже здесь должны быть ограничения на принудительное ограничение — например, вы не должны иметь возможность отключить весь сервис, потому что он содержит ссылку на пиратский фильм, если ссылка будет немедленно удалена. В более общем плане я считаю, что объем авторского права должен быть резко сокращен, а его получение должно быть намного дороже. Единственным автоматическим правом на контент должно быть указание авторства; для резервирования дополнительных прав должен потребоваться регистрационный взнос, потому что вы просите удалить контент из цикла цифровых знаний.

Возьмем, к примеру, музыку. Музыкальные инструменты были созданы еще 30 000 лет назад, что на многие тысячелетия предшествовало идее авторского права. Даже самой ранней из известных записей нот, обозначающих переход музыки от информации к знаниям, около 3400 лет [Kilmer, Anne Draffkorn, 1971: The Discovery of an Ancient Mesopotamian Theory of Music]. Очевидно, что люди создавали музыку и делились ею задолго до того, как появилось авторское право. Фактически, период, в течение которого кто-то мог заработать много денег на создании и последующей продаже записанной музыки, был чрезвычайно коротким, начиная с изобретения граммофона в 1870-х годах и достигнув пика в 1999 году, когда была получена самая большая прибыль. в музыкальной индустрии [The Recording Industry Association of America, 2017: U.S. Sales Database].

Раньше музыканты зарабатывали на жизнь живыми выступлениями или от покровителей. Если музыка, защищенная авторским правом, перестанет существовать, музыканты по-прежнему будут сочинять, исполнять и записывать музыку, и они будут зарабатывать деньги так, как они делали до появления авторского права. В самом деле, как Стивен Джонсон обнаружил, изучая этот вопрос, в некоторой степени это уже происходит: «снижение доходов от записи музыки сопровождалось увеличением доходов от живой музыки … Таким образом, записанная музыка становится видом маркетинговых расходов на популяризацию живых выступлений » [Johnson, Steven, 2015: The Creative Apocalypse That Wasn’t]. Многие музыканты уже предпочитают раздавать цифровые версии своей музыки, бесплатно, публикуя треки на Soundcloud или YouTube, и зарабатывая деньги на живых выступлениях или с помощью таких методов краудфандинга, как Kickstarter и Patreon.

Представьте себе ситуацию, когда единственное автоматическое право на интеллектуальную работу — это право на авторство. Любой, кто захочет скопировать или распространить вашу песню, должен будет отдать вам должное, но такая атрибуция может произойти с нулевыми предельными затратами и не будет препятствовать какой-либо части цикла знаний. Атрибуция не накладывает ограничений на создание, доступ и распространение копий, а также на создание или совместное использование производных работ. Она может включать упоминание о том, кто написал тексты, кто сочинил музыку, кто на каком инструменте играл и так далее. Также может быть указано, где вы нашли это конкретное музыкальное произведение. Эта практика атрибуции уже становится популярной для цифрового текста и изображений с использованием лицензии Creative Commons или MIT при разработке программного обеспечения с открытым исходным кодом.

Если вы не хотите, чтобы другие люди использовали вашу музыку, не платя вам, вы просите исключить ее из цикла знаний, тем самым уменьшая выгоды, которые этот цикл дает обществу. Вы должны заплатить за это право, которое не только представляет собой потерю для общества, но и требует больших затрат на обеспечение соблюдения. Регистрационный взнос должен оплачиваться ежемесячно или ежегодно, и когда вы перестанете его платить, ваша работа вернется к правам только на указание авторства.

Чтобы сохранить права, вам необходимо зарегистрировать свою музыку в реестре, при этом некоторая часть платы за авторские права идет на их поддержание. Благодаря появляющейся технологии блокчейнов, которые делают возможной работу децентрализованных баз данных, которые не принадлежат или не контролируются какой-либо одной организацией, могут существовать конкурирующие реестры, которые имеют доступ к одной и той же глобальной базе данных. Поиск в реестрах будет бесплатным, а регистрация будет включать проверку того, что вы не пытаетесь зарегистрировать чужую работу. Реестры могут быть построены таким образом, чтобы любой, кто управляет сервисом потоковой передачи музыки, таким как Spotify или Soundcloud, мог легко удовлетворить требованиям, чтобы убедиться, что они не делятся свободно музыкой с зарезервированными правами.

Можно даже сделать регистрационный взнос зависимым от того, какие права вы хотите сохранить. Например, ваш взнос может быть ниже, если вы готовы разрешить некоммерческое использование вашей музыки и позволить другим создавать производные работы, в то время как он может значительно увеличиться, если вы хотите сохранить все свои права. Подобные системы могут использоваться для всех типов контента, включая текст, изображения и видео.

Критики могут возразить, что система наложит финансовое бремя на создателей, но важно помнить, что удаление контента из цикла знаний оборачивается издержками для общества. И принуждение к этому удалению путем нахождения людей, нарушающих права и наказывающих их, влечет дополнительные расходы для общества. По этим причинам справедливо просить создателей об оплате, особенно если их экономическую свободу уже гарантирует БОД.

БОД также дает ответ на еще один аргумент, который часто используется в поддержку чрезмерного авторского права: трудоустройство издателей. Этот аргумент относительно слаб, поскольку на крупных музыкальных лейблах вместе взятых работает менее двадцати тысяч человек [Bloomberg, 2017: Company Overview of Warner Music Group Corp.] [ZoomInfo, 2017: Universal Music Group] [LinkedIn, 2017: Sony Music Entertainment]. Кроме того, наличие такой занятости в некоторой степени отражает общественные издержки авторского права. Владельцы, менеджеры и сотрудники звукозаписывающих лейблов по большей части не являются создателями музыки.

Укажу еще на одну причину, по которой система платной регистрации имеет смысл. Никакие интеллектуальные произведения не создаются в вакууме — все авторы читали книги других людей, все музыканты слушали тонны музыки, а все кинематографисты просмотрели бесчисленное количество фильмов. Многое из того, что делает искусство таким приятным — это существование огромного количества произведений искусства, на которое оно опирается и может ссылаться, явно или неявно. Мы все являемся частью цикла знаний, существующего на протяжении тысячелетий.

В то время как авторское право ограничивает нашу способность делиться знаниями, патенты ограничивают нашу способность использовать их для создания чего-то нового. Точно так же, как наличие авторского права создает монополию на воспроизведение, патент создает монополию на использование. Обоснование патентов аналогично аргументу в пользу авторского права: предоставленная монополия приводит к прибыли, которая должна стимулировать людей вкладывать средства в исследования и разработки.

Как и в случае с авторским правом, этот аргумент о мотивации должен вызывать подозрение. Люди изобретали вещи задолго до появления патентов, и некоторые люди продолжали изобретать, не добиваясь их. Математика — отличный пример силы внутренней мотивации, когда люди часто посвящают годы своей жизни работе над одной проблемой (часто безуспешно). Именно из-за человеческого стремления решать проблемы эта область добилась выдающихся успехов, полностью в отсутствие патентов, которые, к счастью, никогда не были расширены, чтобы включить математические формулы и доказательства.

Мы можем проследить использование патентов до Венеции середины пятнадцатого века; к семнадцатому веку в Великобритании была довольно устоявшаяся система [Wikipedia, 2017: History of patent law]. Остались тысячи лет изобретений, время, когда произошли такие важные открытия, как алфавит, наборный шрифт, изобретение колеса и шестерен. Это не говоря уже о тех изобретателях, которые предпочли не патентовать свои изобретения, потому что они видели, как это нанесет ущерб обществу. Среди этих изобретателей Джонас Солк, создавший вакцину против полиомиелита; другие изобретения, которые никогда не были запатентованы, включают рентгеновские лучи, пенициллин и использование эфира в качестве анестетика [infojustice, 2013: Study: Most Important Innovations Are Not Patented]. Поскольку мы знаем, что ограничения на использование знаний требуют затрат, нам следует задаться вопросом, какие существуют альтернативы патентам, которые могут стимулировать инновации.

Многие люди мотивированы желанием решить проблему, независимо от того, есть ли она у них самих или это что-то, что влияет на мир в целом. Благодаря универсальному базовому доходу большее количество этих людей смогут тратить свое время на изобретения. Мы также увидим больше инноваций, потому что цифровые технологии сокращают затраты на изобретения. Одним из примеров этого является компания Science Exchange, которая создала рынок для лабораторных экспериментов. Допустим, у вас есть идея, которая требует от вас секвенирования кучи генов. Самый быстрый доступный метод секвенирования генов — от компании Illumina, машины которой стоят от 850 000 до 1 миллиона долларов [Forbes, 2017: Illumina Promises To Sequence Human Genome For $100 — But Not Quite Yet]. Однако через Science Exchange вы можете получить доступ к такой машине менее чем за 1000 долларов за одно использование [Science Exchange, 2017: Kinghorn Centre for Clinical Genomics — Whole Genome Sequencing]. Кроме того, на подходе следующее поколение секвенсоров, которые еще больше снизят стоимость — технологическая дефляция в работе.

Многие законы значительно завышают стоимость инноваций. В частности, правила FDA в отношении испытаний лекарств сделали открытие лекарств непомерно дорогим, при этом стоимость вывода лекарства на рынок в настоящее время составляет около 1 миллиарда долларов. Хотя, очевидно, важно, чтобы пациенты были защищены, существуют новые статистические методы, которые позволят проводить меньшие и более быстрые испытания. Недавно был сделан небольшой шаг в сторону сострадательного использования еще не одобренных лекарств для смертельно больных пациентов. Заявления о чрезмерном медицинском ущербе стали еще одним препятствием для инноваций. В результате этих затрат многие лекарства либо вообще не разрабатываются, либо снимаются с рынка, несмотря на их эффективность — например, вакцина против болезни Лайма, которая больше не доступна для людей после иска о возмещении ущерба [Centers for Disease Control and Prevention, 2017: Lyme disease vaccine].

Патенты — не единственный способ стимулировать инновации; другой исторически успешной стратегией было вручение общественных призов. В 1714 году Великобритания предложила награды за решение проблемы определения долготы корабля в море. Несколько человек были награждены призами за разработку хронометров, таблиц лунных расстояний и других методов определения долготы, включая усовершенствования существующих методов. В обмен на получение призовых денег изобретатели должны были сделать свои инновации доступными для использования другими [Longitude Prize, 2017: Longitude Prize: The History]. Математика представляет собой интересный пример эффективности призов, которые помимо денег также обеспечивают признание. Помимо желанной медали Филдса за выдающуюся работу математиков в возрасте до 40 лет, существуют также семь так называемых задач на премию тысячелетия, каждая из которых имеет награду в 1 миллион долларов (на сегодняшний день решена только одна из которых, и Григорий Перельман, российский математик, решивший ее, как известно, отказался от призовых денег).

В то время, когда мы хотим ускорить цикл знаний, мы должны сместить баланс в сторону знаний, которые можно свободно использовать. Успех недавних призовых программ, таких как X Prizes, DARPA Grand Challenge и соревнования NIST, является многообещающим, и существует потенциал для краудфандинга будущих призов. Особой целью для получения призов должны стать медицинские исследования, которые помогут снизить стоимость здравоохранения.

Несмотря на то, что призы могут помочь ускорить цикл знаний, остается много действующих патентов. Я считаю, что можно предпринять многое, чтобы сделать систему более функциональной, в частности, за счет уменьшения воздействия так называемых «непрактикующих организаций» (NPE, обычно называемых «патентными троллями»). Эти компании не имеют собственного бизнеса и существуют исключительно для целей судебных разбирательств по патентам. Они склонны подавать в суд не только на компанию, но и на клиентов этой компании, вынуждая многие компании к быстрому урегулированию споров. Затем NPE использует расчетные деньги для финансирования дальнейших судебных процессов. К счастью, недавнее постановление Верховного суда наложило ограничения на то, где можно подавать патентные иски, что должно ограничить деятельность этих NPE [The New York Times, 2017: Supreme Court Ruling Could Hinder ‘Patent Trolls’].

В качестве центрального шага в патентной реформе мы должны упростить аннулирование существующих патентов и, в то же время, затруднить получение новых. Мы наблюдаем некоторый прогресс по обоим пунктам в США, но предстоит еще долгий путь. Значительная часть того, что в настоящее время патентоспособно, должно быть исключено из патентоспособности, в том числе университетские исследования, которые получили даже небольшие суммы государственного финансирования. Университеты часто откладывали публикацию исследований в тех областях, где они надеялись получить патенты, на которые впоследствии можно было бы выдать лицензию — практика, оказывающая разрушительное воздействие на цикл знаний.

Мы также заблудились в наших празднованиях патентов как меры технического прогресса, хотя вместо этого мы должны рассматривать их как неизбежное зло. В идеале мы могли бы сократить доступ к существующим патентам и поднять планку для новых, а также стимулировать как можно больше необремененных инноваций посредством призов и общественного признания.

Преодоление конфиденциальности

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 2 декабря 2020

Авторские права и патенты — не единственные юридические ограничения, которые замедляют цикл цифровых знаний — мы активно создаем новые ограничения в форме правил конфиденциальности, которые действуют из лучших побуждений. Эти меры не только ограничивают информационную свободу; более существенно, конфиденциальность в долгосрочной перспективе несовместима с техническим прогрессом. Вместо того, чтобы цепляться за нашу нынешнюю концепцию конфиденциальности, нам нужно понять, как быть свободными в мире, где информация широко распространена. Конфиденциальность была стратегией достижения и защиты свободы. Чтобы избавиться от этой идеи, оставаясь свободными, нам необходимо расширить экономическую, информационную и психологическую свободу.

Прежде чем я расширю эту позицию, позвольте мне сначала отметить, что страны и отдельные лица уже используют совершенно разные подходы к конфиденциальности определенных типов информации. Например, Швеция и Финляндия уже много лет публикуют налоговые декларации для всех [Reuters, 2017: Privacy, what privacy? Many Nordic tax records are a phone call away], а некоторые люди, в том числе директор по информационным технологиям и декан по технологиям Гарвардской медицинской школы [Naked Security, 2015: Why this doctor posted his medical history online for anyone to see], публиковали в Интернете всю свою историю болезни. Это показывает, что мир, который защищает индивидуальную свободу с помощью стратегий, отличных от конфиденциальности, в высшей степени возможен.

Чтобы лучше понять эту точку зрения, сравните затраты и выгоды от сохранения конфиденциальности информации с затратами и выгодами от ее широкого распространения. Цифровые технологии резко меняют этот компромисс в пользу совместного использования. Возьмем, к примеру, рентгенологический снимок. Аналоговая рентгеновская технология создавала изображения на физической пленке, которую нужно было проявить и которую можно было исследовать, только удерживая их против света. Если вы хотите защитить информацию на нем, вы должны поместить ее в папку и закрыть в ящике. Если вы хотели получить второе мнение, вам нужно было отправить папку со снимком другому врачу по почте. Этот процесс был дорогостоящим, длительным и часто приводил к ошибкам. Достоинством аналоговых рентгеновских лучей было простота сохранения информации в секрете; Обратной стороной была сложность его использования.

Теперь сравните аналоговые рентгеновские снимки с цифровыми. Вы можете сразу выйти из кабинета врача с копией цифрового изображения на флэш-накопителе или отправить его по электронной почте, положить в Dropbox или поделиться каким-либо другим способом в Интернете. Благодаря этой технологии вы можете почти мгновенно получить второе мнение. И если все, с кем вы связались, оказались в затруднении, вы можете опубликовать изображение в Интернете, чтобы все могли его увидеть. Врач где-нибудь в мире, возможно, видел нечто подобное раньше, даже если это невероятно редко. Это неоднократно происходило в компании Figure 1, предоставляющей сеть обмена изображениями для медицинских работников.

Однако за эту силу приходится платить: защитить ваше цифровое рентгеновское изображение от других, которые могут захотеть его увидеть, практически невозможно. Каждый врач, просматривающий изображение, может сделать копию — бесплатно, мгновенно и с идеальной точностью — и отправить ее кому-нибудь другому. То же самое касается и тех, кто может иметь доступ к изображению, например вашей страховой компании.

Критики будут делать заявления о том, как мы можем использовать шифрование для предотвращения несанкционированного использования вашего изображения, но эти заявления содержат важные оговорки и опасны, если их довести до окончательного вывода. Таким образом, преимущества цифрового рентгеновского снимка заключаются в том, насколько легко получить помощь; обратной стороной является то, насколько сложно защитить цифровую информацию.

Но на этом анализ не заканчивается. Преимущества вашего цифрового рентгеновского изображения не ограничиваются только для вас. Представьте себе огромную коллекцию цифровых рентгеновских снимков с диагнозами. Мы можем использовать компьютеры для поиска в ней и заставить машины «узнавать», что искать. И эти системы, благодаря магии нулевых предельных затрат, в конечном итоге могут предоставлять будущие диагнозы бесплатно. Это именно то, что мы хотим, но то, насколько быстро мы добьемся этого и кто будет контролировать результаты, будет зависеть от того, у кого есть доступ к цифровым рентгеновским изображениям.

Если бы мы обнародовали всю информацию, касающуюся здравоохранения, мы бы резко ускорили инновации в диагностике и лечении заболеваний. В настоящее время только крупные фармацевтические компании и несколько исследовательских проектов университетов могут разрабатывать новые медицинские идеи и лекарства, поскольку только у них есть деньги, необходимые для привлечения достаточного количества пациентов для участия в исследованиях. Многие ученые вынуждены переходить в крупные фармацевтические компании, поэтому результаты их работы защищены патентами. Даже в университетах программа исследований, как правило, жестко контролируется, а доступ к информации рассматривается как конкурентное преимущество. Хотя я понимаю, что нам предстоит проделать большую работу, чтобы создать мир, в котором обмен информацией о здоровье совместим со свободой, это то, к чему мы должны стремиться.

Вы можете спросить, почему я все время утверждаю, что обеспечить конфиденциальность невозможно — в конце концов, у нас что, нет шифрования? Что ж, есть несколько проблем, которые оно не может решить. Во-первых, криптографические ключи, используемые для шифрования и дешифрования, сами по себе представляют собой просто цифровую информацию, поэтому их безопасность — это еще один пример исходной проблемы. Даже создание ключа на вашем собственном компьютере обеспечивает ограниченную защиту, если только вы не готовы рисковать тем, что защищаемые вами данные будут потеряны навсегда, если вы потеряете устройство. В результате большинство систем включают в себя своего рода облачное резервное копирование, что позволяет кому-то получить доступ к вашим данным либо путем технического перехвата, либо путем обмана человека, чтобы тот невольно участвовал в нарушении безопасности. Если вы хотите понять, насколько сложна эта проблема, подумайте о миллионах долларов в криптовалюте, которые были потеряны людьми, которые потеряли свой ключ или у которых ключи захватили с помощью той или иной формы атаки. Несколько криптовалютных бирж, имеющих достойную репутацию, вложили огромные средства в процедуры безопасности, проверку персонала и секретность.

Вторая проблема — это так называемая «безопасность конечных точек». На компьютере врача, которому вы отправляете рентгеновский снимок для повторного заключения, может быть установлена ​​программа, которая может получить доступ ко всему, что отображается на экране. Чтобы просмотреть ваш рентгеновский снимок, врач должен его расшифровать и отобразить, чтобы эта программа имела доступ к изображению. Чтобы избежать такого сценария, нам потребуется заблокировать все вычислительные устройства, но это означает запретить конечным пользователям устанавливать на них программное обеспечение. Более того, даже заблокированная конечная точка все еще подвержена так называемой «аналоговой дыре»; кто-то может просто сфотографировать то, что отображается на экране, и затем поделиться им.

Заблокированные вычислительные устройства уменьшают информационную свободу и ограничивают инновации, но они также представляют огромную угрозу для цикла знаний и демократии. Передача контроля над тем, что вы можете вычислить и с кем вы можете обмениваться информацией, по сути, означала бы диктаторскую систему. Мы уже движемся в этом направлении в мобильных вычислениях, отчасти из-за утверждения о необходимости защиты конфиденциальности. Apple использует этот аргумент, чтобы объяснить, почему единственный способ устанавливать приложения на iPhone — через собственный магазин приложений. Представьте себе, что этот способ распространяется на все вычислительные устройства, включая ваш ноутбук и облачные серверы, и у вас есть один способ, при котором конфиденциальность несовместима с техническим прогрессом. У нас могут быть либо строгие гарантии конфиденциальности, либо открытые универсальные вычисления, но не может быть и того, и другого.

Многие люди утверждают, что должен быть какой-то способ сохранить конфиденциальность и продолжать внедрять инновации, но я призываю любого представить последовательное видение будущего, в котором люди контролируют технологии, а конфиденциальность надежно защищена. Каждый раз, когда вы выходите из дома, вас могут снимать. В каждом смартфоне есть камера, и в будущем мы увидим крошечные камеры на крошечных дронах. Ваша походка идентифицирует вас почти так же уникально, как ваш отпечаток пальца, ваше лицо, вероятно, находится где-то в Интернете, а номерной знак вашего автомобиля читается любой камерой. Вы оставляете свою ДНК почти везде, куда бы вы ни пошли, и скоро мы сможем секвенировать ДНК дома примерно за 100 долларов. Должно ли правительство контролировать эти технологии? И если да, должны ли применяться наказания за их использование для анализа чужого присутствия или передвижения?

Есть еще более веская причина, по которой конфиденциальность несовместима с техническим прогрессом. Энтропия — фундаментальное свойство Вселенной, которое значит, что разрушить что-либо легче, чем создать. Чтобы построить замок из песка, нужны часы, и единственная волна, прибывающая на берег, разрушает его. Человеку нужно двадцать лет заботы, чтобы вырасти, и одна пуля, чтобы положить конец его жизни. Из-за этой присущей асимметрии технический прогресс увеличивает нашу способность разрушать быстрее, чем нашу способность создавать. Сегодня человеку все еще требуется двадцать лет, чтобы вырасти, но современное оружие может убить тысячи и даже миллионы людей в одно мгновение. По мере того как мы добиваемся технического прогресса, мы должны настаивать на меньшей конфиденциальности, чтобы защитить общество. Представьте себе будущее, в котором каждый сможет создать в своей подвальной лаборатории биологическое оружие — например, еще более смертоносную версию вируса COVID-19. В таком мире полиция после преступления была бы бессмысленной.

Если мы не можем защитить конфиденциальность, не передав контроль над технологиями в руки немногих, мы должны принять мир пост-конфиденциальности. Мы должны защищать людей и их свободу, а не данные и конфиденциальность. Мы должны позволить большему количеству информации становиться достоянием общественности, одновременно укрепляя личную свободу. Большая часть информации уже раскрыта посредством взломов и утечек данных [Information is Beautiful, 2017: World’s Biggest Data Breaches], и многие люди добровольно делятся личной информацией в блогах и социальных сетях. Экономическая свобода, порожденная введением БОД, будет играть здесь ключевую роль, потому что страх раскрытия частной информации в значительной степени связан с потенциальными экономическими последствиями. Например, если вы беспокоитесь о том, что можете потерять работу, если ваш работодатель узнает, что вы написали сообщение в блоге о своей борьбе с депрессией, у вас гораздо меньше шансов поделиться, что повторяется для многих людей, поэтому депрессия остается табуированной темой.

Если мир пост-приватности кажется невозможным или устрашающим, стоит помнить, что приватность — это современная городская конструкция. Хотя Конституция США защищает определенные конкретные права, она не признает общее право на неприкосновенность частной жизни — за тысячи лет до восемнадцатого века большинство людей не понимало этого. Многие функции повседневной жизни раньше выполнялись гораздо более открыто, чем сегодня. К тому же, конфиденциальность по-прежнему сильно различается в разных культурах — например, многие жители Запада шокированы, когда впервые сталкиваются с открытостью традиционных китайских общественных туалетов [Transparent Blog, 2013: Culture Shock in China – Bathrooms]. Во всем мире люди в маленьких деревнях живут менее уединенно, чем в больших городах. Вы можете расценивать отсутствие приватности как угнетение, или вы можете рассматривать сплоченное сообщество как реальную пользу.

«А как насчет моего банковского счета?» — спросите вы. «Если бы номер моей учетной записи был общедоступным, не было бы проще преступникам забрать мои деньги?» Вот почему нам нужно создать такие системы, как Apple Pay и Android Pay, которые требуют дополнительной аутентификации для авторизации платежей. Системы двухфакторной аутентификации станут гораздо более распространенными в будущем, и мы будем все больше полагаться на такие системы, как Sift, которые в реальном времени оценивают вероятность мошенничества. Наконец, как показывает блокчейн Биткойн, можно иметь общедоступный реестр, который может проверить каждый, если транзакции в нем защищены так называемыми «закрытыми ключами», которые позволяют только владельцу биткойн-кошелька инициировать транзакции. Другая область, в которой люди нервничают по поводу конфиденциальности — это информация о здоровье. Мы беспокоимся, например, о том, что работодатели или страховщики будут подвергать нас дискриминации, если узнают, что у нас есть определенное заболевание или состояние. Здесь экономическая свобода, обеспечиваемая универсальным базовым доходом, защитит нас от нищеты из-за дискриминации; из-за ужесточения рынка труда работодателям будет сложнее отказываться от приема на работу определенных групп людей. Мы также могли бы принять законы, требующие прозрачности, чтобы отслеживать, как принимаются решения, и легче выявлять дискриминацию.

Такие наблюдатели, как Кристофер Пул, основатель онлайн-доски объявлений 4Chan, обеспокоены тем, что в отсутствие конфиденциальности люди не смогут так же свободно взаимодействовать в Интернете. По их мнению, конфиденциальность помогает людям чувствовать себя комфортно, создавая несколько сетевых идентичностей, которые могут резко отличаться от их «реальной жизни». Я думаю, что, сохраняя себя онлайн отдельно, мы платим цену в виде тревоги, неврозов и других психологических заболеваний. Здоровее быть прозрачным, чем прятаться за пеленой частной жизни. Эмоциональное здоровье происходит от интеграции различных аспектов в многомерную личность, а не от фрагментации личности.

Многие, кто выступает против подхода пост-конфиденциальности, указывают на то, что деспотические правительства могут использовать информацию против своих граждан. Без сомнения, сохранение демократии и верховенства закона необходимо, если мы хотим достичь высокой степени информационной свободы, и это подробно рассматривается в Части пятой. И наоборот, более широкая публичная информация значительно усложняет диктаторский захват. Например, гораздо яснее, кому выгодны политические изменения, если налоговая отчетность находится в открытом доступе.

Психологическая свобода

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 2 декабря 2020

Представьте, что вы живете в обществе, достигшем экономической и информационной свободы. Вы бы эффективно использовали эти свободы, или ваши убеждения и страхи удерживали бы вас от участия в цикле знаний? Или, что еще хуже, не оказалось бы ваше внимание захвачено специально спроектированным системами ради их собственной выгоды?

В этой ситуации будете ли вы чувствовать себя свободными преследовать свои собственные интересы, или же убеждения индустриального века будут удерживать вас в ловушке цикла работы? Будет ли у вас сильное чувство цели или вы будете чувствовать себя брошенными на произвол судьбы без четкого карьерного пути и без указания начальника, что делать? Будете ли вы искать новые знания или подтверждать то, во что уже верите? Будете ли вы не стесняясь творить или сдерживать себя? И распознаете ли вы, когда вашим вниманием манипулируют в пользу других?

В то время как в предыдущих разделах об экономической и информационной свободе рассматривались изменения, требующие коллективных действий, в этом разделе рассматриваются индивидуальные действия. Мы должны освободиться от наших глубоко укоренившихся убеждений индустриальной эпохи, и мы можем начать на этом пути, развив некоторую форму практики внимательности. Это важно для свободного перенаправления нашего внимания в век знаний.

Мы должны начать с признания глубокого психологического аспекта выхода из индустриальной эпохи. Социальные и экономические потрясения делали жизнь стрессовой даже до пандемии COVID-19. Развивающийся климатический кризис и продолжающаяся эскалация политической и социальной напряженности во всем мире являются дополнительными причинами для беспокойства. Что еще хуже, нам еще предстоит научиться здоровой жизни с новыми технологиями и одержимой проверкой своих смартфонов во время встреч, за рулем и перед сном. Это наносит огромный психологический урон, о чем свидетельствует рост нарушений сна, количества самоубийств, передозировок наркотиков и антисоциальной активности.

Нам нужно выйти за рамки этого общего представления о населении в целом и посмотреть, что происходит в наших головах, но это требует времени и усилий, потому что наш мозг легко захватывается эмоциями, которые мешают самоанализу. Сможем ли мы преодолеть беспокойство, которое может помешать нам приобретать, создавать и делиться знаниями? Можем ли мы отложить телефоны, если они предназначены для того, чтобы нас отвлекать? Это может показаться грандиозной задачей, но человечество уникально адаптируется. В конце концов, мы прошли два предшествующих перехода, которые потребовали драматических психологических изменений, сначала от эпохи собирателей к аграрной эпохе, а затем к индустриальной эпохе.

Теперь мы понимаем, почему люди могут так хорошо адаптироваться. Как обнаружили нейробиологи, наш мозг остается пластичным даже с возрастом, а это означает, что то, что и как мы думаем, можно изменить. Фактически, мы можем изменить это совершенно сознательно, используя такие техники, как медитация, дыхание и когнитивно-поведенческая терапия [The New York Times, 2016: How Meditation Changes the Brain and Body]. Мозг состоит как из систем низшего порядка, порождающих эмоции, так и из систем высшего порядка, допускающих рациональное мышление. Такие техники, как осознанное дыхание, предлагают способ использовать наши рассуждения высшего порядка для формирования нашей реакции на эмоции более низкого порядка. Недавнее исследование Стэнфордского университета обнаружило нейронный путь, с помощью которого замедление дыхания позволяет нам успокоить разум.

Таким образом, современные научные знания подтверждают то, что мы знали с древних времен. В западной традиции философы-стоики разработали мыслительные практики, чтобы умерить эмоции. В восточных традициях, таких как буддизм, медитация и дыхание позволяют достигать такой же психологической свободы. Теперь мы рассмотрим, от чего нам нужно освободиться, чтобы направить свое внимание на петлю знаний.

Свобода от желаний

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 2 декабря 2020

Необычайный успех капитализма сбил нас с толку в отношении работы и потребления; теперь мы рассматриваем их как источники цели, а не как средства для достижения цели. Усердный труд и больший объем потребления позволяют экономике расти, чтобы мы могли больше работать и потреблять больше. Хотя это звучит безумно, оно стало положением по умолчанию. Мы зашли так далеко, что укоренили эту точку зрения в религии, перейдя к протестантской трудовой этике, которая поощряет больше работать и зарабатывать больше [Skidelsky, Robert and Skidelsky, Edward, 2012: How Much is Enough? Money and the Good Life]. Подобные изменения произошли по всей Азии, где конфуцианство и другие религии претерпели этот переход.

Хуже того, мы часто оказываемся в ловушке так называемого «позиционного потребления». Если наш сосед покупает новую машину, нам нужна еще более новая и более дорогая модель. Такое поведение проявляется не только в отношении товаров, но и услуг — подумайте о стрижке на 1000 долларов [Orlo Salon, 2017: Orlo Salon Price List] или ужине за 595 долларов на человека в ресторане, отмеченном звездой Мишлен [Masa NYC, 2017: Masa NYC Reservations]. Конечно, большая часть этой путаницы была вызвана триллионами долларов, потраченными на рекламу, направленными на то, чтобы убедить нас покупать больше, наводняя нас представлениями о том, насколько мы были бы счастливы, если бы купили больше. Что касается экономической политики, рекламы и религии, то неудивительно, что многие люди убеждены в том, что материализм является частью человеческой природы.

Однако наша пристрастие к потреблению именно таково — пристрастие, которое использует механизм в мозге. Когда вы чего-то желаете, например, новой машины, ваш мозг получает дофамин на основе ожидаемого счастья, что заставляет вас чувствовать себя хорошо. Получив машину, вы сравниваете ее с вашими предыдущими ожиданиями. Если автомобиль окажется меньше, чем вы ожидали, уровень дофамина снизится, и это может вызвать крайнее разочарование. Если ваши ожидания оправдаются, уровень дофамина останется постоянным. Только если ваши ожидания будут превышены, вы получите еще один прием дофамина. Прискорбный результат этого известен как «гедонистическая беговая дорожка». Когда ваш мозг привык к определенному уровню дофамина, уровень, необходимый для того, чтобы вызывать такое же чувство счастья, увеличивается. Вам придется еще больше повысить свои ожидания, чтобы снова получить первоначальный дофамин [The Influence, 2016: Why Disappointment Is Crushing: Dopamine, Addiction and the «Hedonic Treadmill»].

Однако тот же самый механизм может обеспечить долгосрочную мотивацию, когда ожидание направлено на создание или исследование, а не на потребление. Как художник или ученый, вы всегда можете искать новые области интереса. Как путешественник, вы всегда можете искать новые места. Свобода от желаний возможна, если мы осознаем, что можем направить наш мозг от потребления к другим занятиям, многие из которых являются частью цикла знания. Перенаправление нашего механизма вознаграждения восстанавливает разницу между потребностями и желаниями. Вам нужно есть, а вы можете захотеть поесть в ресторане, отмеченном звездой Мишлен. Пить нужно воду, а можно и дорогое вино. Вот почему универсальный базовый доход, как обсуждалось ранее, ориентирован на удовлетворение потребностей, а не желаний. Когда вы экономически свободны удовлетворять свои потребности и освободитесь от желаний, вы можете направить свое внимание на цикл знаний.

Предположим, что катание на лыжах — это ваша страсть, и вы хотите продолжать искать идеальный снег — как БОД позволит вам сосредоточить на этом ваше внимание? На одном только БОД вы, возможно, не сможете позволить себе ежегодную лыжную поездку в швейцарские Альпы, но лыжное снаряжение на самом деле недорогое, если учесть, что оно может прослужить много лет и его можно использовать с другими. А если вы готовы сами подняться в гору, вы можете кататься на лыжах сколько угодно, не покупая абонемент на подъемник на дорогом курорте.

В данном случае психологическая свобода означает освобождение от предположений о том, как кататься на лыжах. Конечно, полезно напоминать себе, что многие из этих предположений сформированы компаниями, которые имеют коммерческий интерес к изображению лыжного спорта таким образом. Если вы научитесь переосмысливать это как приключение на свежем воздухе и возможность побывать на природе, это не обязательно будет дорогим. Аналогичная логика верна и для любых других занятий.

Чтобы освободиться от желаний, мы должны напоминать себе о разнице между потребностями и желаниями, узнавать, как работает наш мозг, и направлять наш поиск от потребления к творческой деятельности. Для многих из нас это означает отпустить существующие привязанности к желаниям, которые мы развили в течение долгого времени. Наконец, мы всегда должны критически относиться к рекламе, с которой мы сталкиваемся, понимая, что она увековечивает иллюзии относительно потребностей и желаний и удерживает нас в ловушке цикла работы.

Свобода от желаний

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 2 декабря 2020

Необычайный успех капитализма сбил нас с толку в отношении работы и потребления; теперь мы рассматриваем их как источники цели, а не как средства для достижения цели. Усердный труд и больший объем потребления позволяют экономике расти, чтобы мы могли больше работать и потреблять больше. Хотя это звучит безумно, оно стало положением по умолчанию. Мы зашли так далеко, что укоренили эту точку зрения в религии, перейдя к протестантской трудовой этике, которая поощряет больше работать и зарабатывать больше [Skidelsky, Robert and Skidelsky, Edward, 2012: How Much is Enough? Money and the Good Life]. Подобные изменения произошли по всей Азии, где конфуцианство и другие религии претерпели этот переход.

Хуже того, мы часто оказываемся в ловушке так называемого «позиционного потребления». Если наш сосед покупает новую машину, нам нужна еще более новая и более дорогая модель. Такое поведение проявляется не только в отношении товаров, но и услуг — подумайте о стрижке на 1000 долларов [Orlo Salon, 2017: Orlo Salon Price List] или ужине за 595 долларов на человека в ресторане, отмеченном звездой Мишлен [Masa NYC, 2017: Masa NYC Reservations]. Конечно, большая часть этой путаницы была вызвана триллионами долларов, потраченными на рекламу, направленными на то, чтобы убедить нас покупать больше, наводняя нас представлениями о том, насколько мы были бы счастливы, если бы купили больше. Что касается экономической политики, рекламы и религии, то неудивительно, что многие люди убеждены в том, что материализм является частью человеческой природы.

Однако наша пристрастие к потреблению именно таково — пристрастие, которое использует механизм в мозге. Когда вы чего-то желаете, например, новой машины, ваш мозг получает дофамин на основе ожидаемого счастья, что заставляет вас чувствовать себя хорошо. Получив машину, вы сравниваете ее с вашими предыдущими ожиданиями. Если автомобиль окажется меньше, чем вы ожидали, уровень дофамина снизится, и это может вызвать крайнее разочарование. Если ваши ожидания оправдаются, уровень дофамина останется постоянным. Только если ваши ожидания будут превышены, вы получите еще один прием дофамина. Прискорбный результат этого известен как «гедонистическая беговая дорожка». Когда ваш мозг привык к определенному уровню дофамина, уровень, необходимый для того, чтобы вызывать такое же чувство счастья, увеличивается. Вам придется еще больше повысить свои ожидания, чтобы снова получить первоначальный дофамин [The Influence, 2016: Why Disappointment Is Crushing: Dopamine, Addiction and the «Hedonic Treadmill»].

Однако тот же самый механизм может обеспечить долгосрочную мотивацию, когда ожидание направлено на создание или исследование, а не на потребление. Как художник или ученый, вы всегда можете искать новые области интереса. Как путешественник, вы всегда можете искать новые места. Свобода от желаний возможна, если мы осознаем, что можем направить наш мозг от потребления к другим занятиям, многие из которых являются частью цикла знания. Перенаправление нашего механизма вознаграждения восстанавливает разницу между потребностями и желаниями. Вам нужно есть, а вы можете захотеть поесть в ресторане, отмеченном звездой Мишлен. Пить нужно воду, а можно и дорогое вино. Вот почему универсальный базовый доход, как обсуждалось ранее, ориентирован на удовлетворение потребностей, а не желаний. Когда вы экономически свободны удовлетворять свои потребности и освободитесь от желаний, вы можете направить свое внимание на цикл знаний.

Предположим, что катание на лыжах — это ваша страсть, и вы хотите продолжать искать идеальный снег — как БОД позволит вам сосредоточить на этом ваше внимание? На одном только БОД вы, возможно, не сможете позволить себе ежегодную лыжную поездку в швейцарские Альпы, но лыжное снаряжение на самом деле недорогое, если учесть, что оно может прослужить много лет и его можно использовать с другими. А если вы готовы сами подняться в гору, вы можете кататься на лыжах сколько угодно, не покупая абонемент на подъемник на дорогом курорте.

В данном случае психологическая свобода означает освобождение от предположений о том, как кататься на лыжах. Конечно, полезно напоминать себе, что многие из этих предположений сформированы компаниями, которые имеют коммерческий интерес к изображению лыжного спорта таким образом. Если вы научитесь переосмысливать это как приключение на свежем воздухе и возможность побывать на природе, это не обязательно будет дорогим. Аналогичная логика верна и для любых других занятий.

Чтобы освободиться от желаний, мы должны напоминать себе о разнице между потребностями и желаниями, узнавать, как работает наш мозг, и направлять наш поиск от потребления к творческой деятельности. Для многих из нас это означает отпустить существующие привязанности к желаниям, которые мы развили в течение долгого времени. Наконец, мы всегда должны критически относиться к рекламе, с которой мы сталкиваемся, понимая, что она увековечивает иллюзии относительно потребностей и желаний и удерживает нас в ловушке цикла работы.

Свобода творить

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 2 декабря 2020

После обучения следующий шаг в цикле знаний — создание. Здесь нам также нужно работать над своей свободой — как однажды сказал Пикассо: «Каждый ребенок — художник. Проблема в том, как остаться художником, когда вырастем». Мы подвергаем себя цензуре как взрослые, подавляя естественное творчество, которым мы наслаждались в детстве. Система образования, ориентированная на подготовку к стандартным тестам, еще больше подавляет наши творческие порывы. Многие люди со временем приходят к выводу, что творчество — это то, на что они не способны.

Цикл работы еще больше укрепляет эти представления о творчестве и даже институционализирует их; общество делит людей на любителей и профессионалов. Мы преклоняемся перед профессиональным гитаристом, художником или скульптором, но очерняем любителей, считая их работы «любительскими». Когда мы начинаем измерять творчество по тому, сколько денег зарабатывает артист или музыкант, а не по страсти, которую они испытывают к занятиям, неудивительно, что многие люди опасаются, что им никогда не сравниться.

Отвлекающие факторы также подавляют наши побуждения к творчеству — всегда есть еще одно видео на YouTube, которое нужно посмотреть, или ещё одно электронное письмо, которое нужно прочитать. Наш мозг плохо приспособлен к среде, перегруженной информацией. Мы развивались в мире, где получение информации — например, звука приближающегося животного — могло быть вопросом жизни или смерти, так что наш мозг легко отвлекался.

Чтобы иметь возможность творить, нам нужно отключиться от многих из этих стимулов. Опять же, здесь будет полезна практика осознанности, позволяющая нам отключать прерывания, и есть много уловок, которые мы можем использовать, чтобы предотвратить их в первую очередь.

Свобода делиться

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 2 декабря 2020

Даже после того, как мы что-то создали, многие из нас опасаются, что, когда мы поделимся этим, это подвергнется критике — кто-то назовет нашу картину некрасивой, наш код некомпетентным или наше предложение наивным. Учитывая состояние большого количества онлайн-комментариев и распространенность «троллинга», эти опасения вполне обоснованы, но они не должны препятствовать нашему участию в цикле знаний. Частично ответ — работать над внутренней силой, чтобы продолжать делиться, несмотря на критику.

Другая часть ответа состоит в том, что мы должны развивать эмпатию. Всякий раз, когда мы комментируем работу других в Интернете, мы должны помнить, что они набрались смелости создать ее и поделиться ею. И мы также должны помнить, что, внося свой вклад в цикл знаний, они участвовали как раз в том, что делает нас людьми. Те, кто управляет онлайн-сообществами, должны предоставить инструменты для отметки и блокировки людей, которые злоупотребляют или высказывают угрозы, направленные на прекращение совместного использования.

Если вы живете в стране, где правят диктатура, цензура или мафия, обмен мнениями, произведениями искусства или исследованиями может привести к тюремному заключению, пыткам или даже смерти. И все же, несмотря на это, мы регулярно находим людей, которые свободно делятся в таких местах. Мы должны черпать вдохновение и мужество у этих людей, и мы должны поддерживать способность людей создавать системы, позволяющие делиться информацией в таких местах, устойчивые к цензуре и допускающие псевдонимные и анонимные способы выражения.

В век знаний есть такая вещь, как слишком много делиться — не делиться слишком большим количеством личной информации, а бездумно делиться вредной информацией. Угрозы, слухи и ложь могут уйти сами по себе, и мы можем участвовать в «информационном каскаде», в котором первоначальный бит информации набирает скорость и превращается в лавину, разрушающую все на своем пути.

Таким образом, психологическая свобода делиться — это двойной аспект: нам нужно освободиться от страха, чтобы поделиться своими творениями и идеями, а также необходимо контролировать свои эмоциональные реакции, чтобы не нарушить цикл знаний. Спросите себя, будет ли то, что вы рассказываете, способствовать или препятствовать стремлению к знаниям. Если ответ неочевиден, лучше не делиться этим.

Психологическая свобода и гуманизм

Источник
Перевод: Андрей Дунаев, 2 декабря 2020

Саморегуляция лежит в основе психологической свободы и позволяет нам отделить наши желания от наших потребностей. Это позволяет нам обдумывать нашу первоначальную реакцию на то, что другие говорят, пишут или делают, без немедленной гневной реакции. Это позволяет нам сочувствовать другим и быть открытыми для изучения чего-то нового. И это позволяет нам преодолеть страх творчества и обмена.

Тем не менее, как люди, у нас есть фундаментальные потребности в предназначении и признании, которые делают многих из нас психологически несвободными. Экзистенциальная тревога может выражаться во многих различных формах, от неспособности что-либо сделать до маниакального желания делать все. Устойчивость религии отчасти объясняется удовлетворением этих потребностей. Большинство религий заявляют, что наша цель — следовать божественному набору правил, и если мы им будем следовать, соответствующий бог или боги признают наше существование.

Многие организованные религии намеренно нарушают цикл знаний. Они ограничивают процесс критического исследования, посредством которого знания со временем улучшаются, с помощью таких механизмов, как цензура и божественное «знание», которое часто закодировано в священных текстах. Это служит для сохранения силы привратников к текстам и их интерпретации. Хотя приверженность религии может удовлетворить ваши экзистенциальные психологические потребности, это также может затруднить полное и свободное участие в цикле знаний.

То же верно и для многих неформальных верований. Вера в предопределенную индивидуальную судьбу может быть использована для удовлетворения потребности в предназначении, но она также мешает человеку быть психологически свободным. Или люди могут принадлежать к сообществам, которые удовлетворяют индивидуальную потребность в признании, но требуют соответствовать своим критериям, что ограничивает участие в цикле знаний. Часто бывает трудно распознать, насколько поведение человека контролируется обычаями или давлением окружения.

Новый гуманизм, признающий важность знания, предоставляет альтернативный источник смысла жизни, который не ограничивает психологическую свободу, а, скорее, усиливает ее. Наша цель — участвовать в цикле знаний; познавать новое, проявлять творческий подход и делиться с другими. Это не означает, что каждый должен быть знаменитым «ученым-ракетчиком» — существует множество способов участвовать в цикле знаний, включая создание искусства и заботу о других и окружающей среде.

Чтобы помочь людям стать психологически свободными, нам необходимо существенно изменить системы образования в большинстве стран; сегодняшние системы были разработаны для поддержки индустриальной эпохи, и их цель — заставить людей участвовать в цикле работы. Нам нужна система, которая превозносит знания ради самих себя, позволяет учащимся исследовать свои индивидуальные интересы и превращать их в смысл жизни, а также учит их тому, как быть психологически свободными. Иными словами, нам нужно поставить гуманизм в центр обучения.

Таким образом, гуманизм и цикл знаний имеют важное значение для того, как мы можем реорганизовать общество и взять на себя ответственность за мир вокруг нас. Это и будет предметом Пятой части.