В предыдущей части мы увидели, как появились компоненты, которые уже можно было использовать для создания электромагнитного телеграфа. Теперь давайте узнаем, как их собрали вместе.
Время назрело
К 1830-м годам пришла пора для разработки телеграфа в крупных масштабах.
В США и Британии проходила эра прожектёров и наступала эра предпринимателей. Новые изобретения сначала автоматизировали прядение, а потом и тканье хлопка, преобразовав целый сектор экономики и собрав сотни неопытных рабочих для обслуживания машин на огромных фабриках. США и Франция создали патентные системы для поощрения инноваций, предоставлявшие изобретателям временную монополию, а Британия улучшила свою систему. Всё большее распространение получали акционерные компании, получившие разрешение государства на сбор народных средств для обеспечения интересных проектов. Проекты, направленные на преобразование мира при помощи инноваций превращались из развлечения в серьёзные занятия.
Начался быстрый рост железных дорог. В США каждый штат пытался получить коммерческие преимущества перед соседями, в результате чего они наперебой отдавали железнодорожным компаниям большие участки земли, покупали долговые обязательства и оказывали им другую помощь. К концу 1830-х появилось более 5100 км железных дорог, а к концу следующей декады эта длина более чем удвоилась. В Британии экономический рост подпитывался инвестициями частных спекулянтов, искавших альтернативу государственным долговым облигациям. Энтузиазм по части железных дорог достиг пика в 1845-46 годах, а затем рынок обвалился, оставив позади не только десятки разорившихся компаний, но и тысячи километров дорог.
Открытие железной дороги Ливерпуль-Манчестер (1830)
Железные дороги и телеграф росли в симбиозе. Сети железных дорог предоставляли готовую инфраструктуру для телеграфных проводов. Благодаря телеграфу железные дороги могли лучше координировать поезда, предотвращать заторы и несчастные случаи, увеличивать пропускную способность.
И в эту среду пришло множество людей, как в Европе, так и в США, надеявшихся вынести телеграф из лабораторий и лекториев и внедрить его в реальный мир.
Шиллинг
Возможно, вы помните, что в начале 1800-х Самуэль Зёммеринг из Баварии создал забавный телеграф, обозначавший буквы при помощи пузырьков, возникавших в результате электролиза воды (разделения на водород и кислород). Нам нужно вернуться к этой истории, поскольку в череде удачных событий, произошедших на европейском континенте, она сыграла важную роль в создании первого коммерческого электрического телеграфа.
В 1810 году Зёммеринга посетил барон Павел Львович Шиллинг — балтийский немец по происхождению, русский дипломат, историк-востоковед и изобретатель-электротехник, работавший в русском посольстве в Баварии. Шиллинг поразился устройству Зёммеринга и захотел организовать электрический телеграф в Российской империи. В то время Франция и Россия были союзниками по Тильзитскому миру 1807 года, но напряжения уже начинали расти. Наполеон настаивал на том, чтобы Александр I принял участие в Континентальной блокаде, которая должна была исключить Британию из всех коммерческих действий на европейском материке. Не справившись с экономическими последствиями блокады, Россия вышла из договора в том же году, когда состоялся визит Шиллинга. Шиллинг надеялся, что телеграф поможет России координировать свои силы в случае вторжения французов.
Шиллинг не смог построить телеграф вовремя, чтобы встретить переход Наполеоном Немана в 1812 году, хотя он и разработал метод для удалённого электрического подрыва мин. Он работал над идеей телеграфа в последовавшее десятилетие, но прогресса не достиг до середины 1820-х, когда у него вышло устройство, использовавшее гальванометр в качестве детектора. Он использовал одну иглу, свисающую провода, паразитные колебания которой подавлялись ртутью. Диск на проводе с одной стороны был покрашен в белый цвет, а с другой – в чёрный. Когда ток заставлял иглу поворачиваться, она показывала получателю одну из двух сторон диска, в зависимости от направления течения тока. Каждая буква кодировалась набором таких чёрно/белых сигналов – это была одна из многих систем, предвосхитивших азбуку Морзе.
Телеграф Шиллинга. Слева приёмник, справа – сигнал, находящийся на отдельном контуре, уведомляющий получателя о начале передачи.
К 1835 году Шиллинг продемонстрировал своё устройство на встрече натуралистов в Бонне, где среди прочих присутствовал Георг Мюнке, профессор натурфилософии из Гейдельбергского университета. Под впечатлением от увиденного Мюнке заказал копию телеграфа Шиллинга для проведения демонстраций во время своих лекций в Университете. Шиллингу удалось заинтересовать Николая I в постройке 12 км линии между дворцом Петергоф и Кронштадтской крепостью [Первая в России линия оптического телеграфа, соединившая Санкт-Петербург и Кронштадт, была построена в 1833 году под руководством французского инженера Жака Шато – прим. перев.]. К сожалению, Шиллинг умер в 1837 году, не успев воплотить свой проект и построить линию дальнего телеграфа в своей стране.
Кук и Уитстон
Но встреча Шиллинга и Мюнке оказалась плодотворной. Вскоре после неё в Гейдельберг прибыл для обучения сын английского хирурга Уильям Кук. Кук пять лет служил в армии в Индии, после чего в связи с болезнью вернулся в Европу. Он пошёл в Гейдельбергский университет, чтобы научиться создавать анатомические модели, в чём преуспел. Но его заразил новый проект, после того как в марте 1836 года он увидел демонстрацию телеграфа. Он писал двадцать лет спустя:
Вышло так, что я стал свидетелем одного из распространённых применений электричества для телеграфных экспериментов, которое повторялось без практической пользы без малого полсотни лет. Осознав, что это устройство можно применять с пользой, превышающей иллюстрирование лекций, я немедля оставил свои анатомические изыскания, и бросил всё своё рвение на изобретение практического электрического телеграфа…
Следующий год Кук работал над различными воплощениями телеграфа, но не мог выйти из тупика «проблемы Барлоу»: у него не получалось заставить свои изобретения работать на длинных расстояниях. Он обращался за помощью к величайшим научным умам Британии, начиная с Майкла Фарадея. Фарадей постарался отделаться от этого, по всей видимости, безумца как можно скорее, особенно после того, как Кук упомянул о другом своём проекте по созданию вечного двигателя. Затем Кук обратился к Питеру Роже, секретарю королевского общества (сегодня наиболее известного своим словарём «Тезаурус английских слов и фраз«), который порекомендовал ему Чарльза Уитстона. Их первая встреча произошла в феврале 1837.
Уитстон зарабатывал на изготовлении музыкальных инструментов, а также работал профессором экспериментальной философии в недавно созданном Королевском колледже Лондона. Он тоже экспериментировал с электрическим телеграфом. Он заинтересовался предложениями Кука и в марте они устно договорились о партнёрстве. Уже в мае они отправили совместную заявку на английский патент электрического телеграфа и подписали формальное соглашение 7 ноября.
Тут мы входим на спорную территорию, поскольку вклад каждого из изобретателей стал предметом горячей дискуссии после того, как в 1840 они рассорились. Не будем судить их здесь, однако упомянем один интересный вопрос: каким же образом Кук и Уитстон обошли «проблему Барлоу», с достижением электромагнитных эффектов на дальних расстояниях? 4 марта 1837 года Кук писал, что они с Уитстоном всё ещё находились в тупике по поводу того, что «электрическая жидкость теряет магнетические свойства при протекании на длительных участках». Однако же на момент подачи патента в мае у них уже был телеграф, работающий на дальних расстояниях.
Как они сделали этот скачок? Объединить имеющиеся свидетельства в одну логическую цепочку можно разными способами, но из них мне ближе всего следующий. Как мы видели в прошлой статье, им была нужна теория контуров, объяснявшая конфигурацию оборудования, необходимого для отправки сигнала по длинному проводу. Две теории уже существовали: математическая модель Георга Ома и описательная Джозефа Генри.
1 апреля 1837 года Джозеф Генри посетил Уитстона в Королевском колледже. Генри в то время совершал научный тур по Европе. Он писал, что Уитстон рассказал ему про закон Ома и показал французский перевод работы Ома от 1835 года. Генри же рассказал Уитстону про свои эксперименты, а именно, как он использовал контур высокой интенсивности (высокого напряжения) и большой длины для управления количественным контуром (с высокой силой тока) с мощным электромагнитом.
Кое-кто утверждает, что эта встреча стала знаковой, и что Уитстон, послушав Генри, понял значимость закона Ома для телеграфа. Но весьма вероятно, если верить Генри, что Уитстон уже тогда понимал применимость закона Ома к телеграфу – в частности, необходимость в «интенсивной» батарее со многими соединёнными подряд ячейками для отправки тока по длинному проводу. Конечно, есть искушение представить себе, как Уитстон, быстро попрощавшись с Генри, бросился в свою лабораторию, чтобы исправить телеграф – с журналом Silliman’s Journal, где была опубликована работа Генри, в одной руки, и с переводом работы Ома в другой.
Конструкция, на которой Кук и Уитстон остановились в своём патенте, состояла из пяти контуров, каждый из которых управлял одной иглой тем же способом, как и в телеграфе Шиллинга. Хитроумная клавиатура, разработанная Уитстоном, использовалась для поворота двух иголок так, чтобы их пересечение показывало на одну из двадцати литер (из алфавита были выброшены редкие буквы типа Q). При отсутствии кода принимающей и отправляющей стороне не требовались особые навыки. Но в результате стоимость возобладала над простотой использования и конструкция из пяти иголок была использована лишь в самой первой из построенных линий. После этого партнёры перешли на систему с двумя, а потом и с одной иглой, кодировавшей буквы через серию поворотов влево и вправо.
Через год после начала совместной работы Кук и Уитстон заарканили первого клиента, Грэйт Вестерн Рэйлвей. Ж/д компания согласилась протянуть пробную линию для пяти иголок между Пэддингтоном в центральном Лондоне и Вест-Дрэйтоном, на расстояние в 24 км. После этого дела шли не очень, хотя они нашли ещё несколько ж/д, готовых построить небольшие тестовые линии. Только в 1842 году Грэйт Вестерн Рэйлвей согласилась продлить линию ещё на 10 км до Слау, а ещё через год – до Виндзора.
Пассажирский локомотив Аргус на Грэйт Вестерн Рэйлвей
Тем временем Кук и Уитстон успешно защитили свой патент против Эдварда Дэйви и Уильяма Александера, их соотечественников, предложивших свой вариант телеграфа, и обеспечили на ближайшее будущее монополию на телеграф в Соединённом Королевстве. Затем интерес к их устройству помогли вызвать два ярких события: сообщение из Виндзора о рождении ребёнка у королевы Виктории и поимку убийцы, пытавшегося удрать из Слау в столицу на поезде Грэйт Вестерн Рэйлвей. Вскоре пошли и новые контракты; один из крупных – линия на 50 км для Адмиралтейства, которое согласилось испытать электрический телеграф спустя почти три десятилетия после грубого отказа Фрэнсису Рональдсу.
Партнёроство Кука и Уитстона понемногу начало разваливаться в 1840-м, когда они начали спорить, кому должна достаться слава изобретения. Каждый из них искренне считал, что другой лишь помогал ему. Оглядываясь назад, оба они были вспомогательными лицами в длительном прогрессе различных электрических идей, развивавшихся несколько десятилетий. Но без таких людей, как Кук и Уитстон, телеграф бы так и остался устройством «для демонстрации во время лекций», как говорил Кук.
Их устройство работало несколько десятилетий, под покровительством компании Электрик Телеграф, директором которой был Кук, до 1870. В этом году государство прибрало к рукам все электрические телеграфы в стране, отдав их в ведение почты, как уже произошло на континенте. Уитстон вернулся к своим научным и техническим занятиям, и вскоре сыграет главную роль в разработке подводных телеграфных кабелей.
Гаусс, Вебер и Штейнгейль
Первый электрический телеграф, использовавшийся для практической передачи сообщений, был, наверное, и одним из самых странных. Его построили известный математик Карл Фридрих Гаусс и его партнёр, физик Вильгельм Вебер, работавшие в городе Гёттинген, в то время входившего в королевство Ганновер.
Гаусс и Вебер много лет вместе работали над электричеством и магнетизмом, и в 1832 году проводили глубокое исследование геомагнетизма – структуры магнитного поля Земли. Для этого они построили контур длиной два с половиной километра, протянувшийся для синхронизации магнитных измерений по крышам между двумя их рабочими местами: обсерваторией Гаусса и физическим кабинетом Вебера. Можно себе представить, как удивлялись местные жители загадочным проводам.
Вскоре учёные поняли, что они могут использовать построенную ими линию для других видов совместной работы, к примеру, кодируя буквы в сигнале. Система была непохожей ни на что другое, в основном, поскольку это был научный эксперимент, случайно превратившийся в устройство для передачи сообщений. Во-первых, электричество создавалось не гальванически, а благодаря электромагнитной индукции, недавно обнаруженному эффекту, в котором магнитное поле может создавать электрический ток. Отправитель сообщения двигал катушкой провода вдоль магнита, создавая в проводе ток. Устройство приёмника состояло из длинного магнита, подвешенного внутри плотно намотанной катушки с другой стороны провода. Но отклонения этого магнита были чрезвычайно малы, поэтому системе требовался третий компонент – телескоп. Направленный на зеркальце, соединённое с вращающимся магнитом, он помогал считывать положение магнита на шкале. Каждая буква кодировалась как последовательность движений влево/вправо на шкале.
Гаусс и Вебер регулярно использовали свой телеграф до декабря 1837 года, когда смерть Уильянам IV положила конец объединению корон Англии и Ганновера. Новый правитель Ганновера Эрнст Август отменил либеральную конституцию и потребовал от гражданских служащих (включая профессоров университетов) принести ему присягу. Вебер был одним из нескольких сотрудников Гёттингенского университета, подписавшим письмо протеста, в результате которого их всех уволили. Вебер переехал в Лейпциг. Гаусс счёл письмо бесполезным и не подписал его, хотя наличие подписи его зятя означало болезненную разлуку с дочерью. Он остался в Гёттингене до самой смерти в 1855 году.
По-видимому, Гаусс и Вебер, концентрировавшиеся на философских исследованиях, не обладали временем и желанием расширять поле использования телеграфа. Но в 1835 году Карл Штейнгейль, профессор математики и физики в Мюнхене, приезжал к ним в гости. Гаусса он знал с его студенческих лет в Гёттингене, и когда он увидел телеграф, то был поражён его потенциалом: в частности, он увидел его ценность как сигнального устройства растущих европейских железных дорог.
В течение года он сделал свою версию телеграфа. Он оставил магнит для генерации тока в проводе, но заменил тяжёлый неповоротливый магнит с телескопом на две сигнальных иголки. В отличие от системы Кларка и Уитстона, обе они управлялись одним контуром, так, что иголки поворачивались в противоположных направлениях по отношению к току. Каждая иголка соединялась с чернильницей. Когда игла поворачивалась вправо, она задевала бумажную ленту, двигавшуюся по часовой стрелке. Отправляя электрические импульсы в одном или другом направлении, можно было записывать последовательности кодовых точек в два ряда. Разные последовательности из верхних и нижних точек обозначали буквы и числа 0-9. Для облегчения обучения коду Штейнгейль придумал последовательности, напоминавшие буквы.
Повсюду разработчики телеграфа сходились на использовании таких двухсигнальных кодов (их нельзя назвать двоичными, поскольку промежутки тоже имели значение). До 1830-х разработчики пытались представлять буквы напрямую: одним проводом для каждой буквы или синхронизацией циферблатов. Первый вариант был дорогим, а второй – медленным. Если циферблат поворачивался раз в 30 секунд, то ожидание между буквами в среднем составило бы 15 секунд. Система с кодами избегала таких проблем, двухсигнальный код был простейшим из возможных, и у электрических контуров был очевидный способ выражения сигналов: изменение направления тока.
Для доказательства практичности системы Штейнгейль возвёл линию в 10 км длиной между Королевской академией в центре Мюнхена и Королевской обсерваторией в пригороде Богенхаузен, и сделал несколько её ответвлений. В 1838 году баварское правительство спонсировало пробную линию длиной в 8 км на железной дороге из Нюрнберга в Фюрт, но решила, что это предприятие слишком недешёвое.
Морзе и Вейл
И вот, наконец, мы добрались до имени, которое сразу всплывает в памяти при упоминании телеграфа: Сэмюэл Ф. Б. Морзе.
В 1832 году Морзе, художник, известный своими портретами, возвращался из Франции с новой мечтой о галерее, содержащей в одной панораме все известнейшие картины Лувра, и делавшей их доступными для американской аудитории. На корабле он случайно сел пообедать с Чарльзом Джексоном, доктором из Бостона, и они разговорились о последних открытиях в области электричества и электромагнетизма. Джексон отметил, что Бенджамин Франклин давно показал, что электричество может идти по проводу любой длины. Морзе, как он вспоминал позже, постигло озарение: «если наличие электричества можно продемонстрировать в любой части контура, я не вижу причин, по которым электричество не могло бы передавать сведения».
Добравшись до США, Морзе занялся этим проектам, совершенно не обращая внимания на то, что другие уже создали или как раз делали электрические телеграфы. Он работал над ним последующие пять лет, одновременно развивая карьеру художника и преподавая искусство в новообразованном Нью-Йоркском университете. Затем в 1837 году три события заставили его сконцентрировать все силы на телеграфе.
Сначала он провалился как нативист. Морзе верил в судьбу американской империи, а также в то, что приток немцев, ирландцев и других людей второго сорта, наводнявших страну, помешает этой судьбе. Он считал, что эти «гермафродиты» были более лояльными Римскому Папе или своим родным странам, чем Америке, и поэтому принесут в неё разлад. В 1836 году, вдохновляемый политическими убеждениями, Морзе принял от Демократической ассоциации коренных американцев выдвижение в кандидаты мэра Нью-Йорка. Но на выборах он занял последнее место, получив 1 500 голосов против 16 000 у победителя, демократа С. В. Лоуренса.
Следующий провал Морзе задел его гораздо глубже, ведь он давно мечтал стать прославленным историческим художником. Он хотел обессмертить величие Америки так же, как Рубенс обессмертил Древнюю Грецию в фреске «Афинская школа«. Главным средством реализации этих надежд были четыре картины в ротонде Капитолия. Ещё до отъезда в Европу Морзе надеялся, что его выберут для их рисования, но весной 1837 года было принято решение, согласно которому его не оказалось в числе четырёх избранных художников.
Морзе ещё только отходил от этого разочарования, как его постиг новый удар. 15 апреля 1837 года в газете его брата была перепечатана статья о двух французах, Гононе и Сервале, прибывших в США для демонстрации телеграфа. Они утверждали, что он произведёт революции в передаче сообщений, и будет доставлять послания из Нью-Йорка в Новый Орлеан за 30 минут. Оказалось, что французы предлагали вариант оптического телеграфа, такого, который во Франции был создан братьями Шапп. Но Морзе решил, что они раскрыли его великую идею, и поспешил собрать доказательства в пользу своего приоритета и закончить работу над телеграфом.
После временных потрясений, Морзе восстанавливал свою веру в себя. Он не оставит след в истории империи как великий художник или великий политик – он будет великим изобретателе. Он полностью отдался проекту с телеграфом. К этому времени уже должно быть ясно, что абсурдно было бы назначать Морзе изобретателем телеграфа. Единого изобретателя у него не было. Главным в работе Морзе было не изобретение устройства, а его 1) упорство в течение многих лет отказов и разочарований и 2) мастерство в выборе партнёров.
Вариант телеграфа, имевшийся у Морзе к 1837 году – это единственное изобретение, которое можно однозначно приписать ему. Оно не было реализовано на практике по причинам, которые вскоре станут очевидными.
Схема телеграфа Морзе 1837 года
Внизу иллюстрации схемы Морзе видно отправляющее устройство, линейку-держатель. Отправитель создавал сообщение, заправляя несколько металлических зубцов в деревянную линейку, и затем проводя ею под отправляющей иглой. Игла, двигаясь вверх и вниз через зубцы, прерывала и замыкала телеграфный контур. В такой схеме набор сообщения «как поживаете» перед отправкой был бы весьма утомительным занятием.
Сверху находится приёмник с холстом. Сверху на нитке свисает ручка, к которой присоединён кусочек металла. При замыкании контура электромагнит втягивает ручку и протаскивает её по бумаге внизу. Механическая схема с шестернями и гирями протягивает рулон бумаги под ручкой, в результате чего каждое её движение оставляет след в виде буквы «V». Последовательность следов обозначает номер, сопоставляемый со словом или предложением в кодовой книге.
Морзе знал, что его устройство неуклюжее, и даже стеснялся показывать его людям. У него была и другая, более серьёзная проблема – «проблема Барлоу». Его телеграф работал на длине провода не более 12 метров. Но вскоре он нашёл партнёров, способных помочь ему решить обе проблемы телеграфа: механическую и электрическую.
С проблемой расстояний Морзе обратился к коллеге из Нью-Йоркского университета, профессору химии Леонарду Гейлу. Гейл сразу понял причину проблем оборудования Морзе, поскольку читал работу Джозефа Генри от 1831 года по «интенсивным» батареям и электромагнитам и их применению в телеграфе. Он заменил батарею Морзе из одной ячейки батареей в 40 ячеек и создал магнит с плотно намотанной катушкой. Вскоре Морзе сумел продемонстрировать в университете свой телеграф, работающий на расстоянии до 500 м.
После демонстрации к Морзе подошёл бывший студент и опытный механик, Альфред Вейл. В обмен на четверть дохода с изобретения, Вейл согласился создать новую модель телеграфа (используя деньги семьи, владевшей Спидвелским металлургическим заводом в Нью-Джерси), пригодную для практического применения. Вейл заменил линейку на простой переключатель, управляемый рычагом с кнопкой, известным, как «ключ». Он упростил механизм приёмника и заменил ручку на брусок с пружиной и утолщением, делавшим отметки на бумаге.
Ключ Вейла
Приёмник Вейла
Теперь Морзе был готов атаковать своего главного клиента: правительство США. В начале 1837 года Палата представителей США рассматривала возможность создания телеграфной линии от Нью-Йорка до Нового Орлеана – они представляли себе оптическую систему. По их поручению министр финансов США отправил запрос на информацию и предложения по поводу телеграфов. Морзе ответил на запрос с предложением создать электрический телеграф, который, по его словам, будет дешевле, секретнее, и будет работать всегда, в любое время дня и в любую погоду.
В США в это время продолжались начавшиеся несколько десятилетий назад дебаты по поводу улучшений в стране: нужно ли правительству вмешиваться в процессы, которые мы сегодня назвали бы затратами на инфраструктуру. Партия вигов [оппозиция президенту Эндрю Джексону и демократам в середине XIX века в США – прим. перев.] под руководством Джона Куинси Адамса и Генри Клэя поддерживали такие инвестиции как способ стимуляции коммерции и объединения обширного американского континента, а сторонники Джексона, демократы, по большей части выступали против таких затрат, поскольку они были благодатной почвой для коррупции и фаворитизма.
Вмешавшись в этот спор, Морзе боролся за одобрение Конгресса почти шесть лет. В это время он съездил в Европу за патентами и потенциальными партнёрами и больше узнал о конкурентах. У него не получилось зарегистрировать права на телеграф в Европе. Генеральный атторней Англии и Уэльса отказал ему в запросе. Он сумел найти лазейку во Франции, но она не значила ничего без заказов на строительство от правительства, по закону контролировавшего все телеграфы Франции. Морзе привлёк интерес многих политиков, от лорда Элгина (знаменитого «мраморами Элгина«) до агента Николая I (которого заинтересовал постройкой телеграфа ещё Шиллинг), но никто из них не подписал соглашение о постройке телеграфа в Европе.
Тем не менее, Морзе не разочаровался в проекте. Он встретился с Уитстоном, узнал о существовании телеграфа Штейнгейля, и убедил его, что только его телеграф работает на одном контуре (тогда Кук и Уитстон ещё не использовали вариант с одной иглой) и обладает записывающим устройством (Морзе верил, что без записи на бумаге сообщения будут теряться из-за невнимательных операторов). Но он ошибался – у телеграфа Штейнгеля были обе эти возможности. Возможно, путаница возникла из-за того, что у Штейнгеля было две иглы, поэтому можно было подумать, что его телеграф работал на двух контурах.
Незадолго до европейского турне Морзе придумал свой знаменитый код: двухсигнальный кодированный алфавит, как и у других предпринимателей в области телеграфа. Но у него было серьёзное преимущество – для того, чтобы различать сигналы, использовалась длительность электрического импульса, а не его направленность. То, что Морзе не придавал значения особенностям электричества, сыграло ему на руку, когда он просмотрел более очевидный выбор. В результате это упростило оборудование (не нужен был коммутатор для смены направления тока) и работу с ним (не нужно было помнить, в каком режиме «направления» ты находишься).
В 1843 году Морзе, наконец, выиграл грант в $30 000 от Конгресса на строительство пробной линии из Вашингтона до Балтимора. Линию закончили в мае 1844, как раз перед началом демократического съезда в Балтиморе. Изначальная демонстрация с передачей знаменитого сообщения «What hath God wrought» [«Что совершил Бог» – фраза из Книги Чисел / прим. перев.] не произвела большого впечатления. Но передача новостей со съезда стала сенсацией среди политического класса Вашингтона. Внезапно фанаты политики получили возможность узнавать срочные новости по поводу голосований и других событий практически мгновенно на расстоянии в несколько километров.
Но успех кандидата этого съезда в последовавших выборах президента привёл к изменению политического климата. Ни избранный Джеймс Полк, ни демократический конгресс, прошедший с ним в правительство, не интересовались внутренними инвестициями в инфраструктуру. Они были заняты аннексией Техаса, Нью-Мексико, Калифорнии и Орегона. Стало ясно, что у Балтиморско-Вашингтонского эксперимента нет будущего, и что Морзе придётся искать помощи у частных инвесторов.
Но Морзе, всегда стремившийся просто продать права на своё патент правительству «оптом», не интересовался погружением в мир бизнеса и финансов. Он передал эту задачу новому партнёру, Эймосу Кендалу, бывшему Генеральному почтмейстеру США, обладавшему хорошими связями. Кенднал организовал компанию Магнетик Телеграф и провёл всю грязную работу по поиску инвестиций, проталкиванию нужных законов и заключению сделок для расширения телеграфа Морзе. Именно его стараниями деревянные столбы и медные провода начали свой путь по США – сначала по побережью до Филадельфии, Нью-Йорка, Бостона; затем на запад, вглубь материка.
Тянуть провода было гораздо дешевле, чем класть рельсы, поэтому телеграфная сеть перегнала своего предшественника, соединив Новый Орлеан и Сан-Франциско с восточным побережьем до того, как это сделали железные дороги. К 1850 году в США было протянуто уже более 16 000 км проводов. Как и в случае с французским телеграфом, развитие этой сети было ускорено войной: крупным городам на востоке было необходимо узнавать последние новости по поводу конфликта с Мексикой, который был развязан экспансионистской политикой Полка в 1846 году. Но преимущественно провода использовались в коммерческих целях, особенно финансистами – по ним передавались цены на товары и биржевые сводки. У нации появилась обширная коммерческая нервная система, работавшая вместе с железнодорожной системой кровообращения.
Система Морзе/Вейла стала самой популярной в мире, затмив Кука и Уитстона, Штейнгейля и многих других. Тому было, вероятно, две причины: масштабы роста на обширном американском континенте и простота оборудования Вейла и кода Морзе. Постфактум в системе сделали одно изменение: операторы поняли, что они смогут быстрее понять и записать сообщение, просто слушая удары металлического молоточка, вместо того, чтобы попеременно смотреть то на записанный на ленте код, то на свой рукописный текст. И записывающее устройство, в необходимость которого верил Морзе, было отброшено.
Звуковой приёмник, не ведущий запись
Среди всех этих пересекающихся историй невозможно выделить момент и человека, придумавшего телеграф. И это ещё упрощённая версия истории, в которую не вошли таки личности, как Дэйви, Бейн, Александер, Дайар, а также такие истории, как визит Гаусса к Зёммерингу, визит Шиллинга к Гауссу, беседы Морзе с Генри. В итоге, Морзе стал основной движущей силой, приведшей к созданию линии между Вашингтоном и Балтимором в 1844 году. Поскольку это была основа американской телеграфной империи, Морзе получил львиную долю славы за телеграф.
Какого бы ни было его происхождение, создание электрического телеграфа современники восприняли как поворотный момент в истории человека, наряду с железными дорогами и паровыми машинами, которые все вместе уничтожали пространство и время. Десятилетия спустя Генри Адамс писал, что «он и его троглодитский Бостон XVIII века внезапно были разрезаны… его новый мир был готов к использованию, и его глазу были видны лишь отдельные фрагменты старого».
Генри Торо относился к происходящему более скептически, отмечая в своей книге «Уолден, или Жизнь в лесу«, что телеграф и его спутники были всего лишь «улучшенными средствами по достижению оставленной без улучшений цели». Думаю, что правы оба. Несмотря на надежды многих людей, в том числе и самого Морзе, телеграф не принёс моральной трансформации общества. Улучшение передачи информации не объединило человечество и не создало мир во всём мире – наоборот. Но телеграф преобразовал политику, коммерцию, войну и прочее.
Историю телеграфа можно отслеживать по разным путям. Можно проследить за историей предпринимательства – конфликтами между компанией Магнетик Телеграф и её конкурентами, формированием Вестерн Юнион, неудачной попыткой контроля телефона, и прочим. Или можно сфокусироваться на техническом развитии, помогавшем увеличению масштабов телеграфной системы – дуплекс для двустороннего общения по одному проводу, квадруплекс Томаса Эдисона, биржевые часы, подводные кабели. Возможно, интереснее всего было бы отследить социальное и политическое влияние телеграфа, в журналистике, финансах, управлении империей и прочем.
Но, несмотря на создаваемое ею впечатление, это не история телеграфа. Так что нам придётся распрощаться со всеми этими историями и пожелать телеграфу удачи в его приключениях. Мы должны снова отмотать время назад к 1830-м, чтобы найти там то, ради чего пустились в путешествие – реле.
Что почитать
• Daniel Walker Howe, What Hath God Wrought: The Transformation of America, 1815-1848 (2007)
• W. James King, “The Development of Electrical Technology in the 19th Century: [The Telegraph]”, in George Shiers, ed., The Electric Telegraph: An Historical Anthology (1977).
• E.A. Marland, Early Electrical Communication (1964)
• Kenneth Silverman, Lightning Man: The Accursed Life of Samuel F. B. Morse (2003)
Источник
