Посмотрел давеча оскороносную «Годзиллу: минус один». У японцев издревле были странные отношения с числительными. Бывали прецеденты, когда Финальные Фантазии получали в названии римские и арабские цифры одновременно. Здесь «минус один» всего лишь означает, что это приквел фильма, страшно подумать, семидесятилетней давности. И, если сейчас общепризнанной считается точка зрения, что старые Годзиллы — это такая неосознанная метафора ядерного взрыва, то «Минус один» — уже вполне себе осознанная рефлексия на тему поражения в войне и общенационального ПТСР.
Сюжет запускается тогда, когда всем более-менее понятно, что Япония проигрывает. Летчик-камикадзе Сикисима малодушничает и не выполняет понятно какое боевое задание, рапортует на ремонтную базу, расположенную на одиноком острове, что у самолета поломка и совершает якобы вынужденную посадку. Самолет в порядке, поэтому старший техник бросает на прапорщика Сикисиму косые взгляды. Долго эта конфронтация не продлится, потому что ночью на базу нападает большая ящерица. Годзилла тут небольшая, чуть больше тираннозавра, поэтому паникующие техники считают, что ее можно убить из бортовой пушки приземлившегося Зеро. Но Сикисима, как бы оправдывая фамилию, не справился и тут, запаниковав и рванув в кусты. Все, кроме камикадз-неудачника и старшего техника, погибают. Тот, в свою очередь, собирает по трупам товарищей фотокарточки их родных и символически вручает Сикисиме, который до конца фильма будет напряженно сопеть, плакать, кричать, мучиться кошмарами и желать героической смертью очистить свою честь.
Вернувшись в разрушенный бомбардировками Токио, Сикисима тут же получает отповедь от соседки, у которой погибли дети. Мол из-за таких, как он, Япония и проиграла. Сикисима не спорит и понуро сопит. А через пару дней укрывает в своей постапокалиптической лачуге красивую воровку и подобранного ей на развалинах грудного ребенка. И это, возможно, самая сильная часть фильма про гигантскую ящерицу (которая конечно же придет): камикадзе-лузер усердно работает, чтобы обеспечить женщину и ребенка, но считает себя недостойным семьи, поэтому не объявляет себя отцом девочки и не имеет сексуальных притязаний на тело красавицы Норико. За это его журят (но умеренно) новые коллеги: экипаж минного тральщика, который опять же символично очищает прибрежные воды от тысяч глубоководных мин, оставшихся в наследство от войны.
Если честно, главный герой — самое слабое место фильма. Все остальные — человеческие такие люди, один Сикисима будто подросток из Евангелиона, будет переживать все оттенки уныния и истерики.
В последние лет сорок (я, если честно во франшизе не шарю) Годзилла приобрел черты защитника земли, эдакого эко-активиста высотой в в пару сотен метров, которого заносит на поворотах. Он теперь слетевший с катушек лесник с тягой к разрушению, но в душе добряк. В «минус один» кино возвращается к своим черно-белым истокам, поэтому доблестные отставные военные просто сражаются со злобной лазеродышащей ящерицей без всяких там заигрываний с эко-тематикой. У картины задорный мальчуковый пафос, поэтому в отношении убийства Годзиллы хочется применить какой-нибудь термин вроде «раз***ть или «уг***шить». Драма строится по-азиатски прямолинейно с обязательным переигрыванием, что кино портит, но не очень сильно. Сикисима, конечно же, преодолеет свой ПТСР, народное ополчение сплотится против деструктивного теропода. Кто-то героически погибнет.
Гораздо любопытнее, что тут и визуал вернулся к корням, и нарисованный компьютерный Годзилла напоминает здесь мужика в резиновом костюме из нетленки 54-го года. Оскар дали скорее не за общую красоту, а за бережливость. Бюджет — миска риса и кошкожена, а картинка как у последних фильмов Марвел, что ни разу не комплимент. Зато что у японцев получилось вне всяких похвал — это эффекты разрушения от теплового луча. Подготовка перед залпом, тайминги вспышек, взрыва и ударной волны будто бы подсмотрены в аниме, поэтому разрушение Токио смотрится как-то особенно круто.»Минус один» берет своей наивной олдскульностью и отсутствием неоднозначности. На «нашей» стороне разные ребята, но все они по-своему герои, пусть и оступившиеся. На «ихней» — злое чучело, которое надо взорвать или хотя бы утопить. Штаты и Советский Союз не помогут, поэтому оставшиеся в живых солдаты императорской армии в отставке сделают героические позы, поиграют желваками, по-японски покричат и, конечно же, превозмогут.
