Грубая, тяжелая и угловатая городская ратуша была, вероятно, самым красивым домом в Дориане. Мрачный фасад отвращал неопределенно-серым цветом, а битые горгульи над тяжелыми воротами отличались исключительно мерзким поистрепавшимся видом. Правда, миновало уже несколько лет с тех пор, как Трисс бывала тут в последний раз, а потому не исключено, что в городе появились и новые постройки, но следовало помнить, что большая часть жителей по неясным причинам любила такой вот угловатый стиль архитектуры. Если она не ошибалась, его даже и называли «дорианским». Новоприбывшие, как правило, довольно быстро с этим смирялись.
Внутри здание выглядело несколько получше — мраморный пол отражал свет, падающий от богато украшенных люстр, а красный ковер, ведущий к разделяющейся на две стороны лестнице, был явно хорошего качества.
Она подошла к столу, за которым сидел ассистент бургомистра с экзотическим именем. Залалиб? Залелаб? Как-то так.
— Я… — начала она, но закончить ей было не дано.
— Да-да, конечно же, госпожа Меригольд! — ассистент молниеносно вскочил с кресла, сбрасывая при этом толстую стопку бумаг. Быстро подхватил ее и бросил так размашисто, что бумаги приземлились на другом конце стола. Засмеялся нервно и взмахнул рукой. — Прошу за мной, господин бургомистр ждет.
Уже поднимаясь по лестнице, она слышала приглушенные голоса, но только когда подошла к двери, начала различать отдельные слова.
—…сам. Не хочу, чтобы мне мешала некая напыщенная чародейка.
Глаза Трисс расширились. Она знала этот голос. Она действительно его знала!
— Этот пункт договора не для торга. Мертвый ведьмак нам нисколько не пригодится.
— Мертвый! — воскликнул ведьмак. — Я, милсдарь, занимаюсь этим не со вчерашнего дня, и это даже не самое сложное мое задание. Я работаю один — и все тут. Если вам требуется чародейка, то уж скажите ей, чтобы она сама и прикончила эту скотинку, а я…
Трисс решила, что сейчас удачный момент, чтобы объявить о своем присутствии, а потому экономным взмахом ладони отправила прочь ассистента, после чего решительно нажала на ручку и отворила дверь.
Кабинет Харальда Денежника был обставлен по западной моде. Вдоль стен стояли полки красного дерева, накоторых гордо высилась вся научная и беллетристическая классика: Ген Гедымдейт, Никодемус де Боот, «Encyclopedia Maxima Mundi» (все пятнадцать томов), «История мира» Родерика де Новембре, томики поэзии Лютика, романы Гильберта фон Дана, «Сказки и сказания» Флоуренса Деланноя… и это были только те, которые Трисс сразу же узнала. В центре кабинета стоял огромный, старомодный письменный стол. О его край опирался ведьмак. Стул ле-жал в нескольких шагах позади: должно быть, ведьмак резко сорвался с места. Она смерила его взглядом. На нем добавилась пара шрамов, волосы сделались длиннее, но в остальном он мало изменился. Теперь смотрел на нее широко открытыми глазами.
— Меригольд?
Она вдруг почувствовала непобедимое желание рассмеяться при его виде, но удержалась. Справилась и с желанием броситься ему в объятия.
— Ламберт, — сказала спокойно и кивнула ему приветственно. Посмотрела на бургомистра. — Харальд.
Харальд Денежник видом своим больше напоминал воина, а не купца. Мощные плечи обтягивал сюртук, застегнутый под длинную шею — по последнему крику моды. Темно-каштановые волосы были стянуты в хвост. Тщательно выбритое лицо пересекали три шрама, которые он якобы получил во время войн в Зеррикании. Именно оттуда он и привез своего ассистента.
— Приветствую, уважаемая госпожа Меригольд! — бургомистр с удивительной для его сложения быстротой вскочил с кресла и бросился к ней. — Целую ручки, — добавил, как ему могло показаться, куртуазно и, увы, действительно это сделал. Чародейка едва сдержалась, чтобы не вытереть ладонь о платье.
— Не переживай, ведьмак, тебе не придется делиться со мной гонораром. Мне нужен только шип с хвоста мантикоры, — сказала она со скупой улыбкой.
— Ох, ну тогда все в порядке! — Ламберт мерзко скривился. Таким она его и помнила: кривящимся и кислым. У нее даже слезы на глазах выступили. Тем временем ведьмак продолжал саркастическим тоном: — Ты возьмешь только самый ценный ингредиент, что стоит раз в сто больше, чем моя оплата. Если не больше. Ты ужасно меня порадовала.
— В сто? — удивилась она. Шип мантикоры и правда был ингредиентом уникальным, однако же не настолько универсальным, чтобы цена на него, пусть и весьма высокая, могла достичь того размера, о каком говорил Ламберт. Потому могло оказаться, что бургомистр предложил чрезвычайно малую ставку. — Харальд, мантикоры весьма опасные твари. Сколько ты предло- жил Ламберту?
— Двести оренов, — фыркнул ведьмак, не дав бургомистру подать голос.
Бургомистр обладал хотя бы теми крохами честности, кои были ему необходимы, чтобы выглядеть пристыженно.
— Казна, особенно сейчас, когда мы столько денег вложили в рудник, почти пуста, — объяснил он, разводя руками.
— А если не очистить рудник, запасы уменьшатся еще сильнее, — напомнила она сухо.
Ламберт, похоже, понял, что у Трисс позиция для переговоров получше, и потому молчал. Весьма разумно и весьма на себя непохоже.
— Ты должен дать как минимум пятьсот оренов, — сказала она. — Как минимум.
— Дела не будет, — Харальд решительно покачал головой. — Больше трехсот — ну, пусть трехсот пятидесяти — я не дам.
Барон бароном, бургомистр бургомистром, а купеческая жилка дает о себе знать.
— Четыреста пятьдесят. Ты хорошо знаешь, что деньги вернутся к тебе многократно.
Бургомистр задумался, потирая пальцами подбородок.
— Может, сделаем так, — сказал через минутку. — Триста пятьдесят, а если удастся вам не разрушить при этом рудник — то еще двести. Пойду на расходы.
— За такие требования, — вмешался Ламберт, — это я попрошу вдвойне. Вытащить мантикору из рудника так же сложно, как и убить. Это умная тварь. Днем ее не выманить ни за какие сокровища, особенно если она сыта; ночью может получиться, но только если будет наступать мне на пятки.
Харальд Денежник поглядел на ведьмака из-под мохнатых бровей.
— Согласен. Если выйдет не разрушить конструкции, пусть будет по-твоему.
На залитую солнцем (и фекалиями) улицу они вышли вместе, плечом к плечу, молча. Впрочем, Трисс и не знала, что сказать. Сколько же лет они не виделись? Семь? Восемь? Оба повернули на улицу, ведущую на рынок. Они никогда не были близки — по сути, Трисс никогда не видела Ламберта вне Каэр Морхена. Их отношения строились главным образом на взаимных уколах, да еще на общих знакомых. А Геральт был мертв, Йеннефер была мертва. Что случилось с Цири — никто не знал. Трисс слышала, что Койон пал под Бренной. Однако это были не лучшие темы, чтобы начинать разговор. Может, она должна спросить его о Весемире и Эскеле? А что, если и они тоже…
— Где ты остановилась?
После всех ее размышлений этот простейший и очевиднейший вопрос настолько ее удивил, что Трисс взглянула на Ламберта так, словно он спросил, что она думает о последних философических размышлениях Бирбранда Ковирского.
— «Под Золотой Рыбкой».
Ламберт поджал губы.
— Ну конечно. Корчма с самой абсурдной ценой, — сухо прокомментировал.
Трисс закатила глаза, однако на губах ее блуждала тень улыбки. Корчма, может, и была несколько дороговата, однако славилась тем, что после оплаты пакета услуг слуги там выполняли все (естественно, в границах здравого смысла) пожелания клиента. Как золотая рыбка.
— Хотя, с другой стороны…
Трисс совершенно не удивилась, что Ламберт желает что-то добавить. Удивилась бы, будь все иначе.
—…я удивлен, что ты не остановилась у господина бургомистра. Он же прыгает вокруг тебя, как недоласканная собачонка.
— Он мне предлагал, верно, но, скажем так: я предпочитаю котов, — ответила она.
— Другими словами, предпочитаешь тех, кто совершенно к тебе равнодушен?
Трисс невольно подумала о Геральте и почувствовала эхо пустоты, которую тот оставил после себя. Пустоты, которая сопровождала ее вот уже годы, даже когда он был жив. Пустоты, рядом с которой зияли пустоты другие — от Йеннефер, от Коралл, от Цири. Пустоты, которые она методически загоняла в глубочайшие уголки сознания. Редко позволяла себе о них вспоминать.
— Хм, прошу прощения, это я не подумавши, — должно быть, Ламберт заметил, как изменилось ее лицо. — Я не это имел в виду.
Ламберт и эмпатия. Ну вот, пожалуйста, как война может изменить человека.
— Все в порядке, все это было давно. Давно и неправда.
Ведьмак почесал голову, внеся еще больший беспорядок в длинные заросли темных волос.
— А я остановился в «Зарезанном Цыпленке». Хочешь заскочить на вино или водку? Я слышал, что они делают лучшую айвовую настойку на Севере. Если, конечно, это не слишком поранит твое нежное горло, непривычное к хамской водке, — Ламберт смотрел на нее с ожиданием.
— Насколько помню, — начала Трисс, глядя на ведьмака со стороны, — пару лет тому в Каэр Морхене мое нежное горло переносило хамскую водку куда лучше твоего.
— Туше.
Айвовка, может, и была лучшей на севере — но наверняка север этот был севером южной части Западного квартала Дориана. Да и то — не факт.
— По крайней мере, пробирает нормально, — сказал наконец Ламберт. — Чувствую, что аж печенка сжимается.
Трисс невольно хихикнула. Да, айвовка и правда била в голову. Они не выпили еще и половины, а грязная старая корчма уже казалась довольно уютной и милой.
— На чем это мы…
— Подготовка.
— Ах, верно, — Трисс взглянула в блокнотик, в котором записывала ингредиенты, нужные Ламберту для приготовления соответствующего масла, что должно было вызвать у мантикоры обильное кровотечение. — Полагаю, что разыскать все это особых проблем не будет, — сказала, немного подумав. — А есть у тебя рецепт против яда ее жала?
Ламберт красноречиво скривился, на лице его заплясали тени.
— Против яда — нету. Для такого нужен был бы шип с хвоста самой мантикоры, — сказал кисло. — Единственное, что могу сделать, это принять декокт Пертирия, который замедлит действие яда, но если я буду ранен, то для составления противоядия все равно понадобится шип мантикоры. — И добавил: — Хотя я предпочел бы не получать шипом.
Трисс охватило странное предчувствие.
— Значит, в случае чего противоядие придется варить мне? — спросила, молясь, чтобы ответ не был утвердительным.
Ведьмак кивнул.
— Тут, знаешь ли, проблема, — нехотя начала Трисс; не любила признаваться в некомпетентности в любой отрасли магии или в чем-то еще. — Я всегда была безнадежна в варке микстур. Особенно учитывая, что большую часть из них я не могу принимать сама, — добавила, словно это ее оправдывало.
Был, конечно, базовый набор микстур — лечащих, дающих силы и предохраняющих, — которые она смогла сварить с закрытыми глазами. Продавала их долгие годы. Но ее способности едва ли превышали этот уровень.
Ламберт глянул на нее удивленно:
— Как это: не можешь принимать?
Трисс вздохнула и закатила глаза.
— У меня аллергия на магические эликсиры.
— Чародейка с аллергией на магию? Серьезно? — удивился Ламберт. На лице его была смесь удивления и веселья.
— Не совсем на магию. На определенные составляющие, которые возникают при создании эликсиров… Ох!..
Она оборвала себя гневно, потому что Ламберт расхохотался. Некоторые из клиентов корчмы оставили свои занятия, чтобы увидеть, что происходит. Взгляд Трисс зацепился за девушку, которая все время посматривала в их сторону, скользнул по ней и остановился на мерзко ухмыляющемся пьяном милсдаре, который, похоже, пытался ей подмигнуть, но координация ему этого не позволяла, поскольку он глуповато закрывал оба глаза.
— Если уж ты в таком хорошем настроении… — начала Трисс, снова переведя взгляд на Ламберта, —…может я расскажу тебе, как я узнала об этой аллергии? — спросила сладеньким тоном. — Веселье было воистину превосходным. Я наверняка бы ухохоталась, если бы не постоянная кровавая рвота.
Ламберт взял себя в руки, но кривая ухмылка все так же не сходила с его губ. Трисс снова закатила глаза, и взгляд ее в который уже раз зацепился за другие глаза, что все так же не отрывались от их столика.
— Кстати сказать. Не знаю, заметил ли ты, хотя, зная твое типичное для самца отсутствие наблюдательности, рискну предположить, что — навряд ли; мне кажется, у тебя появилась воздыхательница, — сказала, движением подбородка указав на девушку, что сидела за столом у стены в нескольких метрах от них.
Ламберт проследил за ее взглядом. Некоторое время всматривался в невысокую, коротко стриженную блондинку, а когда оказалось, что та совершенно не намерена скромно опускать глаза, а твердо выдерживает его взгляд, снова поглядел на Трисс.
— Странная она какая-то, — сказал беззаботным тоном, а потом пожал плечами и хмыкнул. — Ладно, — продолжил через миг. — В случае нашей проблемы, нам бы найти того, кто сумеет быстро сварить противоядие. Есть идеи?
Одна у Трисс была — и решительно ей не нравилась. Гарфард, дорианский чародей, через которого она связывалась с Денежником, скорее всего, сделал бы все даром — в конце концов он был на содержании городского мага. Но признаваться в своих слабых способностях Ламберту — это одно, а говорить об этом другому чародею, особенно такому напыщенному, как Гарфард, — совершенно другое. Противоядие, если уж имело должным образом подготовленные составляющие части, не могло оказаться чем-то сложным. Тогда, может, все же попытаться самой?
— Меригольд, я вижу, что у тебя появилась какая-то идея. Может, поделишься?
В худшем случае Ламберт умрет и перестанет наконец называть ее по фамилии.
— Ламберт, ты ведь помнишь, что у меня есть имя? — спросила она вежливым тоном, сложив на груди руки.
Ведьмак криво ухмыльнулся.
— Так что там с идеей?
Пока что они решили: Трисс станет ждать Ламберта перед входом в рудник, чтобы в случае чего немедленно оказать ему помощь. Теоретически она тоже могла получить рану — и не обязательно жалом (ее бы оно убило мгновенно); или могла оказаться слишком измотанной после схватки, а потому хорошо бы иметь третьего, кто мог бы заняться латанием ведьмака и варкой противоядия. Гарфарда все равно придется просить о помощи. Или даже лучше: Гарфарда и какого-то медика. Будет безопасней.
— Решу все завтра. Насчет проблем и ингредиентов, — сказала она наконец. — А ты найди какого-нибудь медика, скажи, что — за счет города, утром получу необходимые бумаги. Следует еще найти место неподалеку от рудника, где, будь оно необходимо, можно заняться лечением и варкой противоядия.
Ламберт покачал с недоверием головой.
— Может, мне стоит почаще работать с чародеями. Обычно я истекал бы кровью в какой-то дыре, если бы после битвы сам не оказывал себе помощь.
Трисс подняла кубок, повертела его, а потом быстрым глотком опорожнила.
— Как я понимаю, обычно у тебя таких проблем не возникает.
— Обычно — не возникает, но случались и проблемы посерьезней. Никто не спешит на подмогу после того, как бестия уже лежит мертвой. Да и мертвый ведьмак не требует платы, — сказал Ламберт горько.
— Может, тебе задумываться над такими вещами до того, как принимаешь задание? — спросила Трисс покровительственным тоном, с которым не сумела совладать.
— А не над чем задумываться. В большинстве случаев такие вещи уменьшают размер оплаты.
Ламберт, похоже, терял терпение. Сжимал ладонями края стола и бросал на нее недовольные взгляды. Конечно же, чародейка не обращала на это внимания.
— Без таких вещей можно очень глупо и зряшно помереть.
— Как видишь, я еще жив. Чувствую себя прекрасно, — рявкнул в ответ ведьмак и принялся вставать. — Ладно, Меригольд, как всегда, было приятно с тобой поболтать, но завтра нас ждет немало работы. А если все пойдет нормально, то послезавтра — еще больше. Проводить тебя к твоей абсурдно дорогой корчме?
Трисс фыркнула. Уже почти забыла, отчего Ламберт так ее раздражал.
— Обойдусь, — сказала сухо, а потом встала и быстро прошла к выходу.
Некоторое время они сидели молча. Потом Трисс потянулась к сумке.
— Если нам все равно торчать здесь еще четыре дня, я подумала, что могу показать тебе, какой должна быть на вкус настоящая айвовка, — сказала, высоко поднимая бутылку, наполненную золотистой жидкостью.
Ламберт криво ухмыльнулся.
— Кроме настоящего вкуса, у нее наверняка и настоящая цена?
— Не мели языком, просто дай мне какие-нибудь стаканчики и закуску.
Ведьмак взглянул на нее с жалостью.
— Кубки и запивку, — поправилась она.
Ламберт исчез за дверью. Через пару минут вернулся, неся кувшин, в котором весело хлюпал мутный грязно-розовый напиток, а еще два кубка и какую-то фляжку.
— У них был только компот, а я не стану изображать прихотливого клиента. Если айвовка настолько хороша, как ты говоришь, нет смысла ее портить, — сказал, ставя все рядом с кроватью.
Осмотрелся, и взгляд его упал на сундук. Скоро тот гордо выполнял функцию стола.
— А это что? — спросила она, глядя на фляжку, когда ведьмак уселся на кровати.
— Поперечная флейта, — фыркнул он. Трисс снова закатила глаза, а он добавил тоном, каким можно бы обращаться к ребенку: — Водка. Не их изготовления, а потому можно надеяться, что неплохая.
— А может, и нет, — добавила Трисс рассудительно.
— А может, и нет, — согласился Ламберт, после чего налили в кубки айвовку, а потом он неуверенно поглядел на кувшин. — Я не взял кубок для запивки для тебя.
— Естественно, — вздохнула она. — Ну и пусть ему. Запивка останется для водки.
Ламберт криво ухмыльнулся.
— Ты планируешь нынче выпить и мою водку, Меригольд?
Трисс вернула ему кривую ухмылку.
— Если придет охота, то планирую выпить еще и докупленную. Ты имеешь что-то против? — спросила вежливо.
— Отчего же? С пониманием, — ответил ведьмак, куртуазно склонив голову. — Хорошо бы только нам протрезветь в следующие три дня, — сказал, после чего изобразил задумчивость и добавил: — Разве что ты полагаешь, что мантикора подохнет от самих алкогольных испарений?
— С ее стороны было бы весьма мило.
— Не стану возражать, — согласился Ламберт, после чего подал Трисс кубок. — За что выпьем?
— За мир во всем мире? — предложила она шутливо. Это был самый модный тост среди магов в последнее время.
Ведьмак фыркнул.
— Может, сперва за эти стены, чтобы они не обрушились? — сказал, мотнув головой на деревянную балку над их головами. — Я могу поклясться, что вчера та трещина была на несколько сантиметров короче.
— Звучит разумно, — сказала Трисс, после чего, не дожидаясь Ламберта, опрокинула в себя кубок.
Айвовка и правда была пристойная и приятно ожгла горло. Ведьмак покачал головой и выпил свой кубок.
— И правда неплохая! — признал, глядя на поблескивающее влагой дно посудины. — Еще по одной для разогрева?
— Наливай.
Ламберт оказался удивительно хорошим компаньоном для пьянки. Алкоголь делал его симпатичней и разговорчивей. Все еще бросал кислые замечания направо и налево, но — может из-за айвовки, а может и не из-за нее — они казались Трисс более приязненными.
— А как там твоя обожательница? — спросила Трисс, несколько зло улыбаясь.
Ведьмак скривился и грозно поглядел на нее.
— Она меня, скажем честно, немного пугает, — начал, почесывая голову. — Вчера влезла ко мне в комнату. Оказалось, что она — поклонница Геральта и насобирала кучу оставшихся после него вещей: кружки, из которых он пил, порванная повязка, которую он где-то бросил, и еще множество куда более беспокоящих меня вещей. Но поскольку Геральта «уже нет в сей юдоли слез» — ее слова, не мои! — подчеркнул он, воздев палец при виде веселящейся чародейки, — она заинтересовалась также и другими ведьмаками. Сказала, что приехала с другого конца Темерии только затем, чтобы увидеть меня, представляешь? — спросил с недоверием.
— Быть не может, — быстро ответила Трисс, надеясь, что румянец не выдал ее, после чего нервно поправила рукава.
— Начала мне рассказывать обо всех книгах, где упоминается о ведьмаках, выпытывать разные странные подробности, купно с урологическими, например. Потом начала говорить о сексуальном потенциале ведьмаков: дескать, гуляют истории, что у Геральта прибор был побольше, чем у обычного человека, и вот ей интересно, так ли оно у каждого ведьмака!
Трисс хихикнула.
— И что ты сделал?
— Ты шутишь? Выставил ее за дверь! Она напугала меня до ужаса, — сказал Ламберт, словно это была совершенно очевидная вещь на свете.
Трисс вздернула брови с видом величайшего удивления и всматривалась в ведьмака некоторое время, ожидая, пока до него дойдет то, что он только что сказал. Наконец Ламберт схватился за голову и мерзко выругался.
— Я отказал привлекательной женщине только потому, что она была рехнутая! Вот и окончательное доказательство, что я сошел с ума. И это не смешно, Меригольд.
Трисс тряслась от смеха. Выражение лица Ламберта было бесценным!
— Староват я для такого, — буркнул ведьмак, глядя на хихикающую чародейку. — Чтоб ему! — добавил.
Трисс перестала смеяться и ждала пояснения его вскрика. — Я теперь и говорю как Геральт!
— Для этого Геральт как раз никогда не чувствовал себя старым, — проворчала она, глядя в потолок.
Под конец второй фляжки они перешли от совершенно несерьезных тем к темам серьезным. Трисс наконец спросила про Весемира и Эскеля, а Ламберт коротко пересказал события последних лет и даже добавил несколько слов о Койоне. О том, как тот умер. Эскель, будучи в окрестностях Бренны, расспросил о нем и выяснил несколько интересных подробностей. Ему даже удалось раздобыть серебряный меч Койона, который ведьмак после повесил в главном зале Каэр Морхена. Увы, тела он так и не нашел. Оно было одним из многих в братской могиле. Наконец Трисс набралась отваги и задала вопрос, который всегда ее беспокоил.
— А как у вас с эмоциями? Геральт часто повторял, что те, кто проводил его мутацию, запортачили работу. Что не лишили его эмоций. Но, с другой стороны… Может, я не знала вас так хорошо, как Геральта, но не сказала бы, что у вас совершенно нет эмоций… и… Да… — закончила она невнятно и выжидающе глянула на ведьмака, нервно накручивая локон на палец.
Ламберт некоторое время смотрел на нее без выражения — видимо, прикидывая, не слишком ли смел этот вопрос, но потом вздохнул и начал неохотно:
— Геральт порой был не совсем правдив и… хм…
Прищурился, словно прикидывая, как это сказать.
— Слегка преувеличивал? — пришла на помощь Трисс с бледной улыбкой.
— Скорее, вел себя как обиженная на весь мир принцесса, но, полагаю, эвфемизм короче я не придумаю.
Трисс улыбнулась чуть шире, а Ламберт продолжил:
— В любом случае ведьмаки не лишены эмоций. Речь, скорее, о том, что мутация позволяет нам их контролировать, всегда спокойно принимать решение, — Ламберт почесал голову, подбирая слова. — Естественно, это не означает, что мы не принимаем решения под воздействием эмоций. Это просто один из факторов, который мы, если необходимо, можем проигнорировать. Из-за этого мы не впадаем в панику и не убегаем в ужасе, когда боимся, игнорируем провокаторов, не начинаем безудержно хохотать… Умеем контролировать большую часть своих реакций. Именно потому мы можем сохранять бесстрастные лица долгое время. Наверное. Потому что сложно сказать, что безусловный рефлекс, а что — приобретенный.
Ламберт на миг задумался, а когда снова глянул на Трисс, та, казалось, что-то прикидывает.
— Я догадываюсь, что ты никогда не расспрашивала об этом Геральта.
Было так много вещей, о которых Трисс не расспрашивала Геральта и которые постоянно ее мучили в меньшей или большей степени — так много, что она могла бы написать об этом толстенный том.
— Так оно как-то сложилось.
Ламберт взглянул на нее, а глаза его были лишены всякого выражения — воистину по-ведьмачьи, а потому сложно было сказать, что было у него в голове.
— Так или иначе, — продолжил он через какое-то время, — мне сложно говорить за Геральта: что и как сильно он чувствовал, — а как догадываешься, в Каэр Морхене мы чаще всего не устраивали мужских вечеринок с откровенными разговорами. Может, он говорил так, поскольку ожидал, что эмоции окажутся подавленными в большей степени. Может, думал, что у него совершенно пропадет желание поддаваться определенным чувствам. А может, ему и правда случалось совершенно терять голову, хотя сам я такому ни разу не был свидетелем. А может, еще до мутации он был куда эмоциональнее, чем обычный парень, или был у него более высокий уровень эмпатии. Я не могу сказать однозначно.
Снова тишина. Трисс допила то, что было у нее в кубке, и привстала со стула.
— Спасибо тебе, Ламберт, — сказала серьезно, глядя ведьмаку прямо в глаза. — Признаюсь, я надеялась в лучшем случае на уклончивый ответ, а в худшем — что останусь и вовсе без него. Спасибо, что ты ответил, как для себя, исчерпывающе.
— Хо-хо, как для меня — исчерпывающе. Но спасибо за этот комплимент, за — вот уж воистину! — избыток вежливости.
— Понимаю, что твоя обиженная гримаса — это именно тот самый не то безусловный, не то приобретенный рефлекс?
— Меригольд, тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасная зазнайка?
— Ты. Сотни раз, — ответила она с улыбкой.
— Вот и славно! — сказал Ламберт, размахивая пальцем. — Надо бы тебе повторять это регулярно, чтобы ты случайно не стала высокомерной, как другие чародейки.
Трисс изумленно приподняла брови.
— Ламберт, это что же, почти комплимент? — спросила с притворным удивлением.
— Отнюдь нет. Это — поперечная флейта, — ответил он с каменным лицом.
- Недавно на YouTube выложили фанатский фильм «На полвека поэзии позже» во вселенной «Ведьмака». В нём тоже рассказывается про приключения Трисс и Ламберта за многие годы после окончания цикла книг. Его можно посмотреть даже в русской озвучке
Двинулись втроем, через несколько часов пополудни. Трисс, Ламберт и Фалька, молодая медичка с волосами почти морковного цвета. Едва только представилась и увидела их удивленные лица, сразу же хихикнула и пустилась в объяснения:
— Да, родители, похоже, меня ненавидели. В конце концов, какой нормальный человек назовет свою дочку именем реданской принцессы, вошедшей в историю под прозвищем «Кровавая» и сожженной на костре? Ха-ха-ха! — когда оба они взглянули на нее с удивлением, перестала смеяться, покраснела и добавила: — Естественно, кровавая резня и сожжение — совсем не смешные. Смех — это моя реакция на стресс, точно так же, как и непрерывная болтовня, ха-ха… Хм. Перестань болтать! — буркнула сама себе под нос.
Тогда Ламберт повел себя как человек и улыбнулся удивительно тепло (Трисс даже не знала, что он так умеет).
— Я только надеюсь, что когда станешь сшивать мои разодранные члены… — тут девушка прыснула со смеху: как видно, была еще в том возрасте, когда слово «члены» кажется удивительно забавным. —…что ты не впадешь в панику и не станешь смеяться.
Девушка покраснела еще сильнее, насколько такое вообще было возможно, и заверила Ламберта, что она профессионал и что в кризисных ситуациях становится, к счастью, совершенно другим человеком. Гарфард сказал, что у него еще есть дела, потому на место он телепортируется за час до заката. Трисс почувствовала облегчение — она боялась, что не выдержит эти несколько часов в обществе чародея.
Когда добрались до места, в Пещерник, войт угостил их ранней черникой и печеной уткой с яблоками. Осталось им несколько часов, а потому Фалька занялась распаковкой вьюков и устройством лагеря. Ламберт сел в тени дуба, вынул оселок и монотонными привычными движениями стал натачивать меч. А Трисс совершенно не знала, что делать, потому уселась рядом с Ламбертом и следила за его плавными движениями. Когда Фалька была уже готова, со вздохом опустилась рядом с Трисс.
— Если мандрикоры… — начала.
— Мантикоры, — поправил ее Ламберт, не поднимая взгляд от меча.
—…мантикоры не любят свет, так не разумней было бы сражаться днем? — спросила, поглядывая то на чародейку, то на ведьмака.
— Обычно днем не удается ее выманить, — сказал ведьмак.
Фалька нахмурилась.
— Но я помню, что когда маленькой была, ходили разговоры, что мандрикора под Марибором на людей днем напала…
Ламберт пожал плечами.
— Голодная мантикора нападет и днем, но эта недавно обожралась как свинья. А потом еще и получила доставку на дом. Это видно хотя бы по тому, что сбежала при виде огня, оставив девять вкусненьких кусков, — Ламберт отложил меч и оперся спиной о дерево, откинув голову назад. — Денежник написал мне, что утром тела забрали, что означает одно: тварь нажралась так, что и ночью не захотела выходить. Тем лучше для меня.
Обожравшаяся скотина медленней движется. Мантикоры — гибернаторы. Спят годами. Когда просыпаются, то за короткое время съедают немало пищи и снова погружаются в сон. Горняки наверняка вырвали нашу мантикору из сна слишком рано, и она страшно разозлилась. Трисс и Фалька смотрели на ведьмака, ожидая продолжения, но Ламберт не произнес больше ничего. Примерно часом позже, согласно обещанию, появился Гарфард.
— Ах, это ты… — сказал он при виде Фальки, театрально морщась, словно увидел отвратительного таракана.
Девушка только закатила глаза и отмахнулась. Трисс и Ламберт обменялись взглядами, но не сказали ничего.
— Время, — сказал Ламберт, когда последние лучики солнца скрылись за горизонтом.
Трисс встала, тяжело вздохнув. Ее желудок уже несколько минут как находился под горлом. Войт предлагал еще корочку хлеба со смальцем в дорогу, но она отказалась, зная, что не смогла бы ее проглотить. Забавно, ранее она вообще не думала, что может умереть. Ламберт может умереть. Они оба могут умереть, и тогда наверняка умрет еще много людей. Ранее она не осознавала ответственности, которая на них лежала. Нет, ранее — не осознавала, поскольку только сейчас наступил лучший момент для такой мысли. Теперь, когда пришлось сосредотачиваться на ноктовизийном следящем заклинании, благодаря которому она могла сопровождать в руднике Ламберта, не входя туда въяве. Точно такое же заклинание наложит Гарфард, поскольку он, в отличие от Трисс, не имел намерения слишком приближаться к руднику, прежде чем тварь не падет мертвой. Из задумчивости ее вырвал ведьмак, хмыкнув со значением.
— Да, уже, — ответила она, а голос ее был странно приглушен.
Она прикрыла на миг глаза и очистила сознание, чтобы достичь сосредоточенности. Когда открыла их, уверенной рукой выполнила сложный жест, а с кончика ее указательного пальца соскочила светло-зеленая искорка, повиснув над головой Ламберта. Трисс снова прикрыла глаза, и в голове ее сразу появилась картинка, видимая с той точки. Увидела собственное сосредоточенное лицо, окруженное массой каштановых волос. «Надо бы их подвязать», — подумала.
Калибровка заклинания заняла только миг. Проверила, может ли свободно управлять удлинителем. В радиусе примерно пары метров от ведьмака у нее не было ни малейших проблем, дальше чувствовала сопротивление — то есть все так, как и должно быть. Когда снова открыла глаза, искорка была уже невидима — иначе и сам ведьмак оказался бы видимым в темноте.
Ламберт взял натертый маслом меч и всунул его в ножны на спине, накинул на плечо сумку, кивнул и сказал:
— До встречи после всего. Надеюсь.
— Удачи, — Фалька неловко улыбнулась.
Гарфард вообще не отреагировал.
— Я позади тебя, — сказала Трисс и смотрела на ведьмака, пока тот не исчез в лесной тьме. Тогда прикрыла глаза.
Ламберт шел спокойным шагом. Если и чувствовал какую-то напряженность, то не подавал вида. В конце концов он же был ведьмаком. Когда добрался до поляны неподалеку от рудника, встал на одно колено и медленно вынул из сумки три бутылочки, откупорил их и выпил одну за другой.
Первая микстура задерживала воздействие яда, вторая обостряла чувства, ускоряла реакцию и увеличивала приток адреналина, третья позволяла видеть в темноте. Ламберт прикрыл глаза, опустил голову и несколько минут стоял на одном колене совершенно неподвижно. Когда наконец поднялся, и свет луны упал на его лицо, Трисс со свистом втянула воздух. Трупно-бледная кожа, покрытая сеточкой черных линий, а в центре желтых радужек ведьмака виднелись только черные щели зрачков. Ламберт пошел вперед.
На рабочей площадке уже не было тел, но ее все еще покрывали темные пятна, память о кровавой резне бандитов. Ведьмак ловко соскочил с каменной полки, игнорируя боковую тропу, проложенную горняками.
— Трисс, — прохрипел измененным голосом, от которого по спине чародейки пошли мурашки.
Это был знак, что Трисс может идти следом. Чародейка подождала еще минутку, пока ведьмак не исчез в темноте рудника, а потом открыла глаза, села на лошадь и поехала за Ламбертом.
Трисс с закрытыми глазами сидела на основании самого дальнего от входа в рудник подъемника. Ламберт быстрым шагом двигался по укрепленным деревом коридорам рудника, ловко перебегая по кладкам, переброшенным над зияющими чернотой — несмотря на ноктовизию — дырами, соскакивал, протискивался узкими проходами, чтобы сократить путь. Возвращаться, естественно, все равно пришлось бы более длинной дорогой, чтобы выманить мантикору. Вдруг ведьмак остановился.
— Я ее слышу, — прохрипел, а потом сделал размашистый жест рукой. Знак Квен. — Приближаемся.
Трисс кивнула, хотя Ламберт не мог ее видеть. Ведьмак пошел тише и медленней, осторожно ставя ноги. Не наступал ни на один камешек, не задевал рукавами стену. Трисс сосредоточилась, пытаясь выловить какой-либо звук, который могла издать мантикора, но ничего не услышала. Увы, звуковой слой заклинания не мог соревноваться с тонкостью ведьмачьего слуха.
Минутой позже раздался рык, настолько сильный, что услышал бы его и глухой.
И если бы кровь в венах Трисс не заморозил рык, это сделал бы послышавшийся на него ответ. А потом — разносящийся эхом по коридорам рудника стук многих лап, ударяющих в пол.
— Сука, да их тут целая стая!
Ламберт развернулся и бросился наутек. Трисс вскочила на ноги, но глаз не открывала. Напротив — сжала веки, словно благодаря этому могла видеть отчетливей то, что происходило позади ведьмака.
И тогда увидела их. Больших, напоминавших львов тварей красноватой масти. Верхняя часть туловища была прикрыта похожими на нетопырьи крыльями, а сзади торчал большой, покрытый хитином хвост, что заканчивался длинным сужающимся шипом. Мускулистые лапы несли чудовищ вперед с удивительной скоростью. Они догоняли Ламберта.
К счастью, ведьмак как раз оказался у одной из щелей, сквозь которые вел короткий путь. Сперва та была очень узкой. Самая быстрая из мантикор успела добраться до ведьмака раньше, чем он успел втиснуться на нужное расстояние, и мощная лапа разорвала куртку. Ламберт выпрыгнул из щели и отскочил. Плавно перекувыркнулся, встал и снова побежал.
С левого рукава капала кровь. Когда взбирался на полку, откуда была уже прямая дорога — пусть и не самая короткая — к выходу, то крикнул:
— Проклятие, они меня достанут! Меригольд, сделай что-нибудь!
Трисс открыла глаза, соскочила с подъемника и побежала, притормозив на миг, чтобы сделать простое движение рукой. И над ее головой блеснул шар синего огня. Неловко, едва не опрокинувшись, спрыгнула на тропу, ведущую к пещере, и вбежала внутрь. Выколдовала шар, чтобы освещал ей дорогу.
Боги, она уже слышала мантикор! Наверняка и Ламберт недалеко.
Коридор в десяток метров заканчивался входом в просторную пещеру. Вбежала внутрь и тогда увидела Ламберта. А в десятке метров позади него — больших тварей.
— Прикрой глаза! ДАВАЙ! — крикнула и, надеясь, что ведьмак так и сделал, размашисто махнула рукой. Голубой шар над ее головой разъярился ослепительным светом и полетел в сторону приближающихся мантикор. Рудник наполнила абсолютная темнота и ужасный шум. Ведьмак добежал до нее, схватил за руку и потянул в сторону выхода. Она не сопротивлялась, к тому же ничего уже не видела. Потом они увидели вдали светлую точку. Трисс почувствовала облегчение. Дышала тяжело, а мышцы ее ног протестовали против безумного бега.
— Когда выбежим — заваливай пещеру! — крикнул Ламберт.
— Но…
— Делай!
— Веди!
Трисс начала произносить инвокацию, позволяя одновременно ведьмаку тянуть ее по коридору. Стук лап они услышали, когда были уже рядом с выходом. Вылетели, словно камень из пращи, и побежали в сторону. Через несколько метров чародейка остановилась, вскинула над головой руки, выкрикнула конец заклинания и освободила волну силы в сторону рудника. Земля задрожала, раздался оглушительный грохот, и от входа пещеры взлетело облако пыли.
А из этой пыли выскочила мантикора. Было у нее две головы. Тварь кинулась в сторону Трисс, но на пути ее встал Ламберт. Пошел по дуге, отвлекая на себя внимание мантикоры.
— Две головы? Серьезно? — рявкнул в сторону чудовища, а то в ответ щелкнуло двумя парами мощных челюстей.
Трисс упала на колени. Заклинание потребовало немалого запаса энергии. У нее не осталось даже силы зачерпнуть магию из земли или из воздуха, а огня рядом не было. Зато совсем рядом находилась река. Она распустила дистанционное заклинание, встала, качнулась…, но устояла на ногах, а потом тяжелым, неровным шагом пошла к реке. Надеялась, что идет в верном направлении.
В ушах все еще гудело. Она оглянулась: удостовериться, что Ламберт справляется.
Ведьмак уклонился и перекувыркнулся, а в то место, где мигом раньше находилась его голова, воткнулся мощный хвост мантикоры. Ламберт повторил последовательность действий, все время отпрыгивая и кувыр каясь. Мантикора не давала ему приблизиться. Две головы, посаженные на длинных шеях, снабженные длинными клыками, щелкали челюстями, пытаясь раздавить в железной хватке руки-ноги ведьмака.
Трисс почувствовала укол паники, в ушах шумел адреналин. Сверхчеловеческим усилием она заставила ноги двигаться. Когда достигла реки, оцарапав колени об острые камни на берегу, резко зачерпнула энергию. Из носа ее потекла кровь, но времени на медленное и безопасное зачерпывание у нее не было. Когда закончила, мир кружился, ее стошнило, а потом она, со вкусом блевотины во рту, поднялась с коленей и поволоклась назад. Как раз чтобы увидеть искусство ведьмачьего стиля.
Ламберт снова прыгнул, но на этот раз кувыркнулся в сторону мантикоры, а когда та, как несколько раз ранее, ударила шипом за его спиной, вскочил, ухватил меч двумя руками и оттолкнулся правой ногой от мускулистого бока чудовища, а потом, в полете, вскинул руки над головой и отрубил твари хвост — с хрустом разламывающегося хитина. Мантикора протяжно рыкнула и с удвоенной яростью набросилась на ведьмака. Ламберт позволил, чтобы большая когтистая лапа привела его меч в движение — принял на себя энергию удара, сделал пируэт и рубанул чудовище в бок. Продолжал крутиться. Удары чудовища отбивал подставленным должным образом мечом. Однако в какой-то момент мантикора достигла цели. Ламберт покачнулся, открывая бок. Трисс не колебалась — выставила руку и почувствовала, как течет сквозь нее сила.
Мантикору объял огонь.
Ламберт сперва покачнулся, ослепленный пламенем, но быстро собрался. Теперь тварь дергалась и прыгала, каталась в пыли и крови — но магический огонь так же сложно погасить, как и разжечь. Ведьмак подскочил к раненной, дезориентированной мантикоре и одним сильным движением пробил то место, где из туловища вырастали две шеи, прямо над грудиной. Кровь брызнула Ламберту прямо в лицо. Тварь еще корчилась миг-другой в конвульсиях, била пылающими крыльями по песку, но потом замерла.
Трисс выдохнула — даже не отдавала себе отчета, что до сих пор не дышала, — а потом ноги под ней подломились, и она плюхнулась на землю. Волосы ее рассыпались в беспорядке. Не думала, что у человека может сразу болеть столько мышц.
Ламберт медленно подошел к ней, уселся рядом и тоже опрокинулся на спину. Несколько минут они тяжело дышали, лежа плечом к плечу на воняющей кровью и влагой земле. А может, это вонял Ламберт? Наконец она услышала сдавленный голос ведьмака.
— Трисс?
— Да, Ламберт?
— Как тебе решение задачи оставить рудник в нетронутом виде?
— Зато — он очищен от мантикор.
— Одну я, согласно договору, убил. А может, даже двух. Зависит от того, как считать.
Она начала смеяться, но быстро прекратила, постанывая. У нее ужасно болели мышцы живота.
Харальд Денежник, как ни странно, заплатил ведьмаку за одну мантикору и даже добавил сто оренов за дополнительную опасность и многочисленные раны, хотя рудник оказался разрушен. Похоже, он понял, как дурно все могло бы закончиться, если бы Ламберт и Трисс не выполнили задания. Как много всего могло бы пойти не так, если бы он начал вдруг искать других убийц чудовищ.
Ламберту понадобилось всего несколько дней, чтобы прийти в себя — Фалька первоклассно его залатала. Даже Гарфард повел себя как нормальный человек и наложил заклинание, ускоряющее лечение.
Трисс вошла в комнату ведьмака и улыбнулась при его виде. Он сидел на краю кровати без рубахи. Левое плечо было перевязано, но в остальном он выглядел как новый.
— Какие планы? — спросила она, садясь на стул напротив.
Ламберт непроизвольно пожал плечами, скривившись от резкой боли.
— В дорогу, — сказал. — Впереди еще несколько месяцев, прежде чем поверну в Каэр Морхен.
Трисс кивнула.
— В таком случае… — начала, но прервала себя, чувствуя некоторую неловкость. Хмыкнула, а потом продолжила, глядя на грибок на стене: — Я недавно говорила с моим знакомым чародеем. Когда вспомнила о тебе, он сказал, что в Мариборе — проблемы с гулями. Вроде бы захватили кладбище, и теперь городу негде хоронить мертвых. Ты мог бы вернуться со мной, у меня есть несколько гостевых комнат, можешь воспользоваться ими. Дело нужно решить, а кто решит его лучше ведьмака? — спросила невинным тоном, а потом тряхнула волосами, снова глядя на него. — И как знать, может, я даже тебе помогу?
Ламберт приподнял брови, а на губах его появилась ухмылка.
— Меригольд, ты предлагаешь мне союз?
Трисс сделала вид, что колеблется.
— Отчего бы и нет, — сказала наконец, бесстрастно пожимая плечами. — Две головы лучше одной.
