Гигантский конспирологический роман-головоломка из Каталонии, доводящий до предела формулу повествования в виде историй-в-историях – про каталонских банкиров в поисках загадочного артефакта, дарующего неописуемое могущество, и попытку разобраться в этих поисках во время недельного зависания на роскошной вилле посреди ядерной войны.
Стараниями издательства Dalkey Archive в прошлом году вышел перевод на английский язык романа каталонского поэта и прозаика Микела де Палола. На вопрос «кто это такой?» за пределами родного региона ответить смогут немногие: Палол пишет на каталанском языке, и далеко не все его книги можно прочесть хотя бы в переводах на испанский язык. Написанный в 89-ом году Сад – лишь первая англоязычная публикация писателя. Между тем Палол – очень и очень любопытный автор, чьи произведения отлично вписываются в линию больших, сложных, энциклопедических романов, которые иногда называют «максималистскими». О вершинах его творчества – романах El Troiacord и Ígur Neblí – можно судить по статьям известного в узких кругах блога untranslated, автор которого ради чтения прозы Палола даже выучил каталанский язык (не это ли лучший комплимент для писателя?) и своим энтузиазмом привлек внимание к автору в англоязычном пространстве, внеся тем самым определенной вклад и в издание Сада.
До Сада семи сумерек Палол публиковал только поэтические книжки, это его первый роман. Если верить знатокам, это произведение еще не столь монстроузно как последующие, но даже если так — это все еще очень большая (888 страниц!), амбициозная по задумке книга, в которой понятная тяга дебютанта сделать как можно больше всего и по-разному прекрасно ложится на сюжет Сада, его нарративную организацию и весьма продуманную архитектонику. Это слово – «архитектоника» – употреблено не только для красивой умности, а скорее как кивок и в сторону архитектурного прошлого Палола, и названия романа, и небезызвестной концепции различения писателей-садовников и писателей-архитекторов, ведь Сад – книга безусловно, на все 100%, писателя-архитектора, и в какой-то момент наполняющие произведение структурные механизмы становятся очевидными не только читателю романа, но и действующим в нем персонажам. Но до этого действие Сада доходит совсем не сразу, ведь книга при определенной однородности стиля раз за разом открывается с новых и неожиданных сторон.
Роман начинается (и об этом легко забыть походу повествования) как упражнение в жанре найденной рукописи: основной текст предуведомляет небольшое «редакторское» предисловие для «непрофессионального читателя», где быстро очерчивается контекст происходящего – начало третьей мировой войны в 2025-ом году, положившей начало целой серии ядерных конфликтов, известных как Увеселительные Войны, – а так же производятся попытки проинтерпретировать дальнейшей текст в этой исторической парадигме. Это предисловие носит пародийный характер над академическим форматом, что видно уже по одному только имени его автора – Микела де Палол-и-Махоли-МакКаллидилли – и списку использованной литературы. Ход не слишком не оригинальный, но именно обозначенная таким образом редакторская забота о бедных читателях, которые не смогут осилить шедевр минувших дней, обуславливает уникальное решение сознательного снабжения текса натуральной QOL-фичей, упрощающей навигацию по запутанному нарративную лабиринту Сада семи сумерек, который Палол выстраивает через многомерную вложенность историй в истории в истории в истории и далее c рамочным сюжетом вокруг. Для облегчения чтения текста каждое погружение (или возращение) из одного нарратива в другой отмечается понятной системой обозначений. Цитируя книгу:
[1>2] указывает на то, что мы переходим от основной истории к истории внутри истории, [2>1] что мы возвращаемся к основной истории, [2>3] что во вторичном повествовании открылся новый нарратив и т.д.».
По началу кажется, что это ну просто-таки умилительный краснокнижный случай УПРОЩЕНИЯ в большом сложном романе, но быстро становится ясно, что подобная система нужна не столько читателям, сколько самому Палолу, чтобы играть по-настоящему крупно. Лучше всего это видно на подходе к экватору книги – на гигантской, разветвленной конструкции из историй-в-историях о шпионском судне Гоогол, где уровень таких вложений в нескольких местах достигает шести-семи, а на пике доходит и до девятого уровня, герои которого читают…книгу Сад семи сумерек с аналогичной структурой. А скачки совершаются при этом далеко не между соседними историями! Все это безобразие заботливо отображено в напечатанной возле предисловия впечатляющей схеме:
Откуда все эти истории и зачем так сложно – важные вопросы, становящиеся в какой-то момент движителями основного сюжета, но не сразу. А начинается все в Барселоне, в разгар ядерных бомбардировок. Некий молодой человек, он же главный герой и автор рукописи Сада, покидает свой дом (где осталась его мать), и, не очень понимая сути и причин с ним происходящего, едет в тайное убежище, которое внезапно оказывается не затхлым бункером со скудным ассортиментом консервированной еды на полках, а гигантской виллой, в который собрался небольшой круг лиц. Среди присутствующих есть люди очень и очень влиятельные, а есть и несколько таких же молодых, как и главный герой, отпрысков из респектабельных семей. Или может лучше называть его главным рассказчиком романа? Этому самому рассказчику проводят быструю экскурсию по вилле и ее роскошным роскошествам, демонстрируя в том числе и тот самый сад Семи Сумерек, огромный и загадочный. Вилла не только богато убрана, но и обеспечивает своих постояльцев максимальным комфортом и гастрономическими излишествами, после приема которых с первого дня становится кратковременной традиций (действие романа умещается в семь суток) собираться в большом зале под названием Авалон и кому-то из старшей фракции собравшихся рассказывать историю, в качестве лекарства от скуки.
Главного героя сразу же занимает множество вопросов – что это за вилла, почему именно он оказался приглашенным, почему именно с этими людьми, как и (кого!) закадрить из двух присутствующих молодых красавиц, но вначале ему остается лишь слушать занимательные байки из мира финансовый элиты. При этом Палол очень искусно разворачивает свою нарративную машинерию, в нужных моментах давая героям возможность осмыслить происходящее и услышанное, а читателю – сменить оптику и взглянуть на роман под другим углом.
Сад семи сумерек устроен так, что в начале чтения кажется, что здесь есть некая метаистория о банке MIR и возникшем в нем со смертью основателя дележе власти между несколькими семейными кланами, к которой сопричастны все собравшиеся, а вокруг этого ядра в постмодернистском буйстве фантазии начинающего автора наделано множество ответвлений в разных стилистических пресетах, иногда довольно фантастических. Но когда Палол доводит систему историй-в-историях до абсурда (а происходит это ровно в середине книги), читателю и группе молодых постояльцев виллы становится очевидно, что истории звучат не от скуки, а на самом деле несколько крайне влиятельных людей аккуратно ведут между собой загадочную интеллектуальную игру, цель каждого в которой, с одной стороны, совместить разные кусочки информации и сойтись в какой-то очень важной точке, а с другой – скрыть компрометирующие детали. Самым простой способ утаивания в ситуации, где надо рассказывать правду – все-таки рассказать как было, но заменив имена на фальшивые, и так поступают не только «основные» рассказчики, которых непосредственно слушает главный герой, но и вторичные-третичные рассказчики в самих историях. Такой прием со стороны писателя довольно требователен к памяти читающего, и это идеальная книга для любителей чертить схемы связей между персонажами, но спасает здесь то, что и сами персонажи испытывают аналогичные затруднения, а многое в их обсуждениях напоминается и проговаривается.
С этого момента, когда роман приоткрывает механизмы своего устройства, книга превращается увлекательную конспирологическую головоломку, которая в каком-то смысле решает сама себя – ведь для полной картины нужен каждый из собравшихся на вилле, и весь процесс рассказывания историй, если не предопределен, то идет согласно плану или даже четкой схеме, а ключ ко всему – тот самый сад Семи Сумерек. Тут же становится понятным, что в книге нет (и не было!) ненужных ответвлений, все связано со всем, а в реальности романа возможны и кибернетические штуки, и хитрая генная инженерия, и недельное зависание в «дне сурка», и всякие онерические приколы, вроде людей, что снятся друг другу, или чувака, скользящего туда-сюда между снами ради похищения драгоценности.
Именно с драгоценностью, чья природа и форма так и останется загадкой, связан каждый уголок романа, и в действительности именно за возможностью ею обладать борется целый ворох людей, вращающихся на орбите банка MIR. Чем бы эта драгоценность не была – ее могущество столь огромно, что для него не находится сравнения в денежном эквиваленте, и скорее всего именно с ней связан военный конфликт, происходящий за стенами роскошного убежища. При этом у драгоценности всегда есть носитель, владеющий ею, а также незримый хранитель, обозначаемый буквой Ω, который под стать месту своего псевдонима в греческом алфавите обладает крайней степенью влияния – и он скорее всего находится среди гостей виллы и стоит за всем происходящим внутри нее.
Удивительно, но когда головоломка романа готова вот-вот собраться целиком по открытым персонажами схемам, а читатель замирает в ожидании ОТВЕТА, Палол совершает незаметный выверт и срывает покровы не с сюжета о поиске местного аналога кольца всевластия, а вновь – с самого текста, являя его истинное обличие философского (или, скажем честно, философствующего) романа идей, в центре которого – принципиальная недостижимость полноты или конечности чего-либо. И эта мысль, патроном которой видимо является Курт Гедель, чей портрет висит перед входом в сад Семи Сумерек, отражается и в сложной наративной архитектонике романа, дойдя до дна которой, натыкаешься лишь на ее полное отражение; в множественности авторства-нарраторства (вспомним, что Сад – лишь найденная рукопись!); и в недостижимости 100%-достоверной сходимости историй о драгоценности; и в конспирологическом мышлении, доминирующим в книге, где за каждым человеком стоит другой человек, а за ним – еще один, и отсюда – в недостижимости полноты власти, что символизирует фигура Ω. И много чего еще, например любви, но не только: в этом плане мне кажется важным уведенное в отзыве упомянутого выше блогера untranslated замечание, что в каталанском языке для обозначения драгоценности и радости, удовлетворенности используется одно и тоже слово.
Концептуально открытое окончание романа можно счесть (что заметно по отзывам о книге) несколько издевательским, даже прямо обнуляюще-восемьсот-страниц-непростого-чтения-постмодернистски-издевательским, но, если задуматься, у Сада очень правильное и в общем-то логичное завершение сюжета и раскручиваемой в нем центровой идеи, а для главного героя происходящего становится чем-то вроде инициации, результаты которой ему (а заодно и читателям) предстоит определить самостоятельно. В одном своем видео-интервью французский писатель Ален Роб-Грийе, комментируя различие между Хитчкоком и Антониони, говорил, что у первого все непонятное в конце складывается в понятную картину, а у второго – все равно наоборот, и в этом, мол, отличие старого искусства от нового. Поразительно, но Палол умудряется усидеть на этих двух стульях, совмещая два столь разных подхода к повествованию в своем очень цельном романе-идее.
Хотя в начале я и сказал, что Сад Семи Сумерек не затеряется среди максималисткой прозы под вывеской «Пинчон и партнеры», роман по духу все же ближе к рассказам Борхеса или небольшим книгам Кальвино, и не удивительно, что издатель презентует Сад как «Декамерон, написанный Борхесом». Сравнение находчивое, но из-за своего объема роман Палола лишен элегантности и магии прозы аргентинского и итальянского волшебников, а Палол – если угодно, гениальный архитектор. Отчасти достоинства Сада оборачиваются его недостатком: иногда, особенно в местах повышенной нарративной плотности, книга кажется слишком абстрактной и умозрительной, ведь даже какие-то простые и незначительные художественные детали, вроде цвета одежды, зашиты в общую схему. Порою даже забываешь, что основное действие книги происходит в Каталонии, настолько тут все посвящено оголенным внутренним связям и отношениям между персонажами-акторами. Ощущение абстрактности усиливает и однотипность стиля на протяжении всего романа, о которой я уже мельком обмолвился. А ведь Палол демонстрирует богатую фантазию и заходит на разные жанровые территории! Разумеется, такое впечатление можно объяснить конечным автором всех-всех историй, кем бы он не был, или переводом (который помогал делать, если верить информации от издательства, 666-летний переводчик де Сада, в свободное время сочиняющий конкретную музыку и практикующий тонкое искусство эротической фотографии). Но все-таки от поэта ждешь какого-то более интересного обращения с языком, чего в Саде нет – в языковой плоскости это просто очень (очень) хорошо написанная интеллектуальная проза. Впрочем, простота языка делает роман идеальным кандидатом на прочтение для тех, кто по каким-то причинам очень хочет прочесть большую, сложную и хорошую книгу на английским, но боится.
Озвученные шероховатости, как мне кажется, легко перекрываются фактором дебютного романа. Это не идеальная книга, но до туда, где Палол начал свой путь романиста, значительное количество хороших писателей рискует не добраться в принципе. Тем интереснее будет когда-нибудь прочесть и другие его тексты, которые [вроде как] должны быть еще круче, масштабнее и, конечно, куда хитроумнее сконструированы. Пару дней назад на французском языке вышел перевод первой части magnum opus Палола – пятитомного романа El Troiacord, так что остается надеется, что Dalkey Archive тоже не остановятся на Саде семи сумерек и последуют примеру французский коллег.
