Роман позиционируется как «хоррор». И каюсь, я купилась на это описание. На самом деле это не так.
Точнее сказать, отчасти.
Спойлерс эхед! Контент 18+
Роман написан в жанре эргодической, то есть экспериментальной литературы.
По большому счету, этот странный на первый взгляд прием для визуализации событий и эмоций без картинок. Вот лопается веревка, герой летит вниз, и Данилевский изображает это событие текстом. Передает мучительное замедление времени в восприятии падающего разрывом слова на несколько страниц.
В другом месте он изображает сужение туннеля сужением текста до маленькой колонки. И так далее.
Несколько лет назад я отнеслась к этому приему со скепсисом, не в последнюю очередь из-за скепсиса по отношению к человеку, который мне о книге рассказал. Теперь, имея некоторую подготовку, я восприняла все гораздо проще.
У различных людей — различные фобии. Они формируются самыми разными причинами, и не всегда результат понятен для окружающих.
Для начала, как часто упоминают рецензенты, это ужас владельцев собственных домов, которых так много в Америке. В твоем доме, твоей «крепости», происходит то, что ты не можешь контролировать. Нечто чуждое начинает диктовать свои порядки.
Здесь уместно вспомнить Silent Hill 4: the Room, где происходит буквально то же самое, но в многоквартирном доме. Не знаю, знаком ли писатель с данной игрой. Генри, впрочем, сам по себе никак не отмечен влиянием потустороннего. Он просто наблюдатель, такова его роль «получателя мудрости». Вот и я была таким Генри.
Есть у меня знакомый, очень впечатлительный человек. Ему достаточно прочесть средней «ужасности» книгу или посмотреть фильм, чтобы потом мучиться кошмарами и бояться в темноте пройти по коридору. Обычный человек, только очень восприимчивый.
Я сомневаюсь, что, по крайней мере, Труэнт, действительно переживает некий сверхъестественный опыт. Джонни ведет сомнительный образ жизни в настоящем, в его прошлом — куча психологических и физических травм, начиная с детства. В конце концов, даже болезнь его матери может передаваться по наследству. Джонни далек от «нормальности», и это делает его ненадежным рассказчиком, когда дело доходит до жутких описаний. Еще меньше известно о слепом старике Дзампано, о его внутренних демонах, о причинах, заставивших его написать роман.
Существование Нэвидсона и его пленки и вовсе отрицает сам Труэнт.
Единственный настоящий ужас произведения, как и во всех остальных случаях — ужас реального мира, и реальных людей, в нем живущих. То, что они делают по отношению к другим и себе. Вот это страшнее всех прочих загадочных пятых измерений в доме. Нет ничего страшнее людей.
Среди многих множеств отсылок, которые делает Данилевский, есть и реальные, и выдуманные. Из любопытства я погуглила несколько зданий из длинного архитектурного списка из сноски, и эти дома действительно существуют, разве что их сходство, причина, по которой они упомянуты рядом, остались для меня непонятными.
Повествование ведется от лица нескольких героев. Сама загадочная история дома Уилла Нэвидсона, которая была пережита им и его близкими и заснята на пленку, написана стариком Дзампано. Записи Дзампано же, в свою очередь, переписаны Джонни Труэнтом, который снабдил оригинал своей личной историей.
Таким образом, мы видим текст, в котором сноски занимают по странице. Где такое еще было? Да, в «Войне и мире» Толстого.
Я из числа тех несчастных, кто в школьные годы осилил это произведение целиком, со всеми эпизодами и сносками. Я вынесла из этого искреннюю нелюбовь к произведению, к толстовским любимцам Ростовым. Не потому что читать пришлось много, а потому что эти самые Ростовы и их житие оказались мне абсолютно неприятны и чужды.
Поэтому огромные сноски меня не напугали, особенно когда стало ясно, что можно читать их и отдельно, как другой рассказ.
И я не могу сказать, что меня заинтересовала история Джонни. Не «не понравилась», а не заинтересовала. Нельзя сказать, что я совсем не понимаю, о чем она. Но… методы, которыми пользуется Труэнт, мне не близки от слова совсем. Да и конечные цели, наверное, все же другие.
Очень потешно, что Данилевский по ходу текста предугадывает ход мыслей читателей. В голове возникает теория или мысль, и автор тут же или на следующей странице ее озвучивает.
А вот история Нэвидсона оказалась интереснее. Не в последнюю очередь потому что там и был искомый мной сверхъестественный «хоррор», и жажда исследования, понимания.
Иногда я думаю, окажись я в подобной ситуации, что бы победило: здравомыслие, стремление к защищенности и постоянству, которое «свойственно женщинам», как толкует один из приглашенных экспертов; или же желание познать и подчинить неведомое.
И у меня нет твердой уверенности, что я точно-точно не сунулась бы в черноту, вооружившись фонариком, чтобы разведать и навести свои порядки, в особенности если речь идет о моем доме. А уж если дом есть божество, как утверждает Уилл Нэвидсон, так это и вовсе звучит как приглашение!
Сама история о своего рода «перерождении», мифологическая встреча с божественным, нарушение и восстановление баланса через страдания, потери и последующее понимание, тоже уже были мной встречены прежде, но тут все портит моя порядком сдавшая память. Было, было подобное, и не раз, а вот припомнить названия, авторов я не в силах. Отвратительно чувство.
Я думаю, вы можете свои примеры привести.
Подытоживая: книга мне понравилась. Несмотря на то, что она оказалась совсем не тем, о чем я думала изначально. Это не о ужасах, это о любви. Забавно, это уже второе произведение, которое как бы хоррор, но на самом деле «история о любви».
Мне не хватает многих знаний об описываемых научных материях и событиях, о культурных особенностях, и это, как и проблемы с вспоминанием, больно бьет по моему самолюбию.
К сожалению, довольно проблематично найти в ирле собеседника достаточно образованного и умного, чтобы можно было просто беседовать и учиться, узнавать нечто новое, и при этом достаточно мудрого и доброжелательного, чтобы не унижать тебя за невежество или несогласие. Трудно утверждать без фактов, но, всяком случае, у меня сложилось впечатление, что Данилевский может быть таким собеседником.
Отдельная благодарность переводчику Дмитрию Быкову и его коллегам. Побывав в этой шкуре, я уверенно заявляю, что комфортное чтение иногда не заслуга самого писателя.
